Наконец, дежурный наряд захлопотал у полевой кухни.
– Куда записался? – дотошный заочник повалился в отдалении на травку, где приятель сосредоточенно ковырял ножом берёзовый туесок. Этот заезжий аспирант-очник был одержим идеей промыслового ножа народов севера. Свобода академического окружения позволяла ему не расставаться с висевшим на поясе в расписном чехольчике очередным вариантом самого правильного, универсального, этнографического ножа всех времён и народов. Никого не смущал болтающийся на виду нож, наоборот, предмет, воочию предъявлявший непосредственную за ним идею, казался и уместным и совершенно безопасным. Идея подогревалась её непрерывным употреблением: перемежалось постоянное завострение клинка до «невероятной» остроты заточкой о всевозможные подворачивающиеся поверхности и ковыряние им всего деревянного.
– Само собой на подхвате. Да и в руках не держал. – Он резко выдул стружку и недоверчиво глянул. – Да ты ли косарь?
– Пока – самозванец…. Но знал бы ты, какой сыр делает моя тётка!
Было бы славно как-нибудь в отпуске оставить для её коровы добрый стожок, – воображаемый хор родственного одобрения выразился в мечтательной улыбке.
– «Значит, корова есть»?…Бог в помощь, а то, давай к нам… – очник оторвался от туеска и внимательно посмотрел на происходящее под столовым навесом. – Но что за дискуссия насчёт «косарей»? Признаю, есть в этом нечто античное, прямо – платоновская академия, отвлечённая тема на лоне природы…
– П-а-а-звольте! – общее собрание, действительно, с особым удовольствием обсудило то, что потом заносится секретарём в «разное», и запоздавшие аргументы всё ещё рвались наружу: – даже школьная программа позволяет полностью определиться! У Алексея Кольцова есть и просто «Косарь». Да за тот же 1836-й год есть и «Цветок»:
О, пой, косарь! зови певицу,
Подругу, красную девицу,
Пока еще, шумя косой,
Не тронул ты травы степной!
– Да и раньше, «Не шуми ты рожь» от 1834-го:
Не шуми ты, рожь,
Спелым колосом!
Ты не пой, косарь,
Про широку степь!
– Допустим…. кажется, блеснули миски… – это наблюдение придало следующим словам приятеля особую убеждённость, – но как быть с «самим» Толстым? У него-то – «косцы»! – добавил он, торжествующе, глядя в том же направлении. – Впрочем, предлагаю компромисс…ную фигуру, тоже… почти Нобелевский лауреат. Или в ваших сенокосных кругах не любят Пастернака?
– Вот именно, что