– Закон, – только и смог ответить Моше. – Закон так требует.
– Закон, говоришь, – Вацлав поднялся с дивана. – Хорошо, давай поступим по закону. Обратимся к мировому судье. Ты изложишь свою точку зрения, я свою, а судья решит, как поступить.
– Я бы лучше пошел к раввину, – начал было Моше, но Вацлав жестко оборвал его:
– Нет уж! Я ведь тоже могу потребовать мнение ксендза. Мы тут, в Америке, привыкли подчиняться гражданскому закону. Вот к его представителю давай и обратимся.
– Но ведь это займет уйму времени, – возразил Моше, вспомнив бесконечно длящиеся судебные процессы в Израиле.
– Об этом можешь не беспокоиться, – усмехнулся Вацлав. – Мировой судья нашего округа – мой партнер в теннисном клубе.
Через три часа Вацлав и Моше предстали перед судьей. Тот внимательно выслушал обе стороны, задал несколько вопросов, сосредоточенно поразмышлял минут десять и принялся диктовать секретарше решение. Тело покойного надлежало кремировать, пепел разделить на две равные части, одну из которых захоронить на христианском кладбище, а вторую на еврейском.
– Соломон чертов, – вне себя от злости бормотал Моше, разглядывая решение судьи. – Что теперь с этим делать?
Вацлав же выглядел полностью удовлетворенным. Решение судьи представлялось ему мудрым и объективным. В кремации он не видел ничего дурного, и когда Моше решительно возразил, он от удивления даже приоткрыл рот.
Впрочем, удивление тут же сменилось жестким поджатием губ. Вацлав заговорил решительным, не допускающим возражений тоном, каким, он, наверное, изъяснялся со служащими своей компании. От формальных родственных чувств не осталось и следа.
– Я вижу, братец, ты хочешь, чтобы все было только по-твоему. Без малейших компромиссов. Хорошо, я готов тебе уступить. Но только в одном-единственном случае.
Вацлав на секунду замолк, вперил тяжелый взгляд в переносицу Моше и продолжил:
– Если ты поедешь со мной к адвокату и письменно откажешься в мою пользу от причитающейся тебе доли наследства.
Спустя десять дней Моше пересекал океан. По какой-то случайности на борту авиалайнера не оказалось заказанной для него кошерной порции, и ему пришлось лететь голодным. Разглядывая белые глыбы облаков, клубящиеся под крылом, он думал об отце, о законе, о деньгах. Про наследство Моше решил умолчать. В конце концов, на него никто не рассчитывал. Ну, и кроме того, что-то он все-таки привезет. Вацлав, прощаясь, сунул в карман Моше чек. Он обнаружил его, проходя контроль. Чек на пятьдесят тысяч долларов. Конечно, не десять миллионов, но тоже сумма немалая. Зато отец лежит на еврейском кладбище, и в головах стоит плита не с крестом, а с магендавидом. Таким же самым магендавидом, под которым покоятся его предки на заброшенном кладбище крохотного польского местечка. Таким же, под которым