МАЛЕНЬКИЙ НИКТО
Ты есть, но ещё не знаешь, чкто уже существуешь. Ты идёшь босиком по земле, и ступни твоих израненных ног окрашиваются алым, но, не чувствуя боли, ты смеёшься, удивляя всех, удивляешься сам. Ты ещё человек, но уже не можешь быть только им. Ты видишь своё путь, твоя судьба для тебя – открытая книга, но тебе кажется, что это – сон, чарующий и страшный, и вслушиваясь в звучащий в тебе голос, ты ждёшь, как все, ждёшь, не догадываясь, что уже существуешь, что пробил час – и будущее уже наступило.
Сзади послышались крики. Это маленький Никто, его тень, бежал следом.
– Тебя надо проучить! Ты не смеешь задирать нос и воображать себя не таким, как другие. У тебя всё равно ничего не получится Ты такой же! Такой же! Ты такой же как все!
Малыш кричал, прыгал, строил мерзкие рожицы и брызгал слюной.
Ему надоело. Он вздохнул, расправил плечи, напрягся – и улетел.
ЗЕРКАЛО
Тот положил руку ему на плечо и повёл за собой. Он давно ждал этого момента и повиновался. Тот повёл его к зеркалу.
– Время пришло, сынок, – сказал Тот. – Ты знаешь всё, что должен знать, ты окреп. Теперь тебя ждут многие испытания. Мы должны проверить всё, чему научили тебя. Готов?
Зеркало ярко вспыхнуло.
– Смотри, вот женщина, ты будешь её любить.
Туман рассеялся, и он увидел…
Она сидела в маленькой комнате, свесив с кровати изящные ножки, и напевала, ворочая головой то вправо, то влево, точно боялась пропустить что-то интересное. Тихо позвякивали длинные серьги. Тонкие руки плавно двигались в воздухе. Когда глаза её становились грустными, на губах появлялась улыбка. Временами она смотрела прямо перед собой так пристально, как будто видела там нечто. Потом встряхивала головой и опять принималась беззаботно напевать – одновременно и женщина с гибким манящим телом, и ребёнок, которого хотелось взять на руки, накормить сладостями, утешать и оберегать.
Рядом с ней он увидел себя – и вошёл в это тело.
– Я так хочу тебя, Марточка, я так тебя хочу! – тихо прошептал он, касаясь губами душистого уха. – Твоё тело подходит ко мне.
– Подходит?
– Я тебя спрашиваю!
– А я не знаю, – ответил ребёнок.
– Если бы нет, если бы не подходило, мы бы так не касались.
Стемнело. Они лежали рядом, обнажённые. Только что утолённое желание пробудилось вновь – как только она приподнялась и изогнулась, задумчиво отыскивая что-то среди вороха одежды. Потом выпрямилась. Он вскочил и крепко обнял её за талию, прижался лицом к её животу, где крохотной розочкой цвёл пупок, и почувствовал, как вместе с дрожью горячая волна побежала по её телу. Она притихла…
Они опять принадлежали друг другу. Её глаза были прикрыты, а губы распахнуты – сквозь них прорывались тихие вздохи и всхлипы.
– Тебе больно?
– Нет.
– А что тогда?
Она не ответила, а он засмеялся радостно, спрашивая:
– Тебе подходит так?
– Да!
– Моя маленькая… моя маленькая…
Из-под её прикрытых век вытекла слезинка.
Она снова принялась что-то отыскивать среди одежды. Когда она наклонилась, все косточки ясно обозначились под кожей. В нём что-то сжалось, как от боли.
– Марта, кушай немножко, – произнёс он как будто не своим, сдавленным, голосом и положил горячую ладонь на её прохладную худенькую спину.
– М-м! – сделала она, выворачиваясь, как норовистая лошадка. – Ты жжёшься!
Тогда он быстро приподнялся, поцеловал её где-то между лопатками и снова откинулся на подушку.
– Чего? – спросила она, поворачивая к нему улыбающееся лицо.
Она приблизилась. Он обнял её, зарылся лицом в её волосы, дышал её запахами, её теплом, её нежностью.
– Марта! Марта! Марточка! Как мне теперь хорошо!
Зеркало вновь ослепительно вспыхнуло – и всё исчезло, точно затянутое дымом. Он стоял, оглушённый чувствами, опустив голову, не в силах справиться с собой.
– Ты послан для дела, – сказал Тот, отводя глаза, давая ему время. – Не грусти о ней, она будет твоей, но пока ещё она даже не родилась.
«Где она сейчас?» – хотелось ему спросить, но он знал, что Тот не ответит.
Потом им занялись другие, и больше не было времени предаваться грусти. Напротив, несмотря на неприятные моменты процедуры, он чувствовал переполнявшую его огромную радостную мощь. «Ты послан для дела!»
РАДЖА
Я не могу отворить двери в своё завтрашнее изменение. Она… но её невозможно понять, как невозможно узнать её пристрастий. Я расплавляюсь от этой жары, от этого медового зноя… Я затвердеваю на холоде, мучаюсь под ударами ледяных снежинок. Я не знаю, как меня зовут и откуда я пришёл. Горечь-сладость,