Конечно, дотошный собеседник поинтересуется, а что Достоевский вообще делает на пляже? В Турции? Ну там Донцова или, на худой конец, Дюма…
Во-первых, Достоевского кто-то забыл на пляжном лежаке. А во-вторых, этот кто-то до меня изобрел новый способ чтения гениальных психологических текстов – куски со знаменитыми рассуждениями русского классика о смысле жизни и сути бытия просто выдрали из книжки, оставив голый сюжет.
Я справилась с укороченным Достоевским минут за сорок и снова принялась скучать.
Пляж раскалялся с каждой минутой, и в самый апогей этой одуряющей жары на минарете взвыл муэдзин, призывая правоверных к молитве и заставив меня подпрыгнуть от неожиданности. По местным слухам теперь вместо муэдзинов на минареты ставят магнитофон. Если это правда, то я понимаю муэдзинов, – работать в такую жару на минарете – это же почти рядом с солнцем. Интересно, а профсоюз у них есть?
Я еще раз лениво перелистала Достоевского. Надо же, прежний владелец даже пометки какие-то на полях делал. Во, дает! Видимо, все гениальные психологизмы показались ему скучными, а вот сюжет его сильно заинтересовал – читал с карандашом. Чего только не бывает на свете!
По пляжу плыл аромат вареного кофе, и мой молодой организм требовательно заявил о своих мирских желаниях. Одевшись, я положила в сумку мокрое полотенце и, покрутив в руках несчастного кастрированного Достоевского, засунула его туда же. Ну, не оставлять же моего гениального соотечественника на турецком пляже! Спроси тогда кто-нибудь, что двигало мной в ту минуту, я бы не нашлась, что ответить. Может, жалость к книжке – это из аккуратного пионерского детства. А может, чувство патриотизма. Не знаю. Но именно в тот момент судьба простерла над моей головой свой загадочный перст – так, кажется, пишут в серьезных романах. А если говорить простым человеческим языком, именно тогда и началась эта удивительная история, полная, как говорит нам классика жанра, «таинственных совпадений и загадочных приключений». И это со мной-то, с совершенно обычным, малозагадочным и абсолютно не таинственным человеком. Хотя, может быть я и лукавлю, – ну кто из нас не считает себя самым-пресамым, а?
У меня звучное русское имя – Татьяна. Я – простая секретарша в среднестатистической конторе, пышно именуемой «офисом». Вернее, я была секретаршей еще неделю назад.
К слову сказать, теперь нет пыльных контор, как раньше. Теперь везде офисы. Заходишь в зачуханную комнатенку в съемной квартире: «Здрассьте, здесь офис «Супермеганефтегаззолотопром?» И небритый охранник в возрасте Ноя, жующий бутерброд с ливерной колбасой, говорит с набитым ртом: «Проходите. Президент – пятая дверь налево за углом. Там увидите – на двери фломастером написано»… Но я, кажется, отвлеклась.
Неделю назад я мирно трудилась в своем офисе и даже не подозревала о том, что моя жизнь сделает крутой поворот. Мой шеф, Владимир Петрович, – он же мой добрый друг во всех смыслах, неожиданно сделал мне предложение. Нет, не то, от которого нельзя отказаться. Обычное предложение. Руки и сердца. И все бы было замечательно в моей жизни, если бы, как и положено примерной невесте, я бы томно сказала «да», – и марш Мендельсона, и белая фата, и прочая, и прочая, и прочая. Но вся загвоздка в том, что не хотелось мне соглашаться.
Вы не подумайте плохо о моем шефе. Он – чудесный человек, щедрый и весьма обходительный. А главное – что редко бывает с шефами – он абсолютно не женат и действительно меня любит. Но, как раз вот это-то обстоятельство больше всего меня и огорчало. Дело в том, что я питала к нему искреннюю симпатию. И все. А для семьи, как минимум, нужна любовь. Это я знала точно.
Мы не были близки (что тоже весьма нехарактерно для шефов!), но он оказывал мне всяческие знаки внимания, я уже не говорю о щедрой зарплате и премиальных.
Поразмыслив немного над предложением шефа, я пришла к выводу, что мне придется покинуть и мой уютный офис, и моего любящего шефа. Так для всех будет лучше. По крайней мере, честнее, а он этого заслуживал. Хотя, мне его было искренне жаль: муки неразделенной любви – вещь довольно болезненная. И, чтобы в такой ситуации сохранить хорошие отношения с человеком, лучше сразу уйти. По крайней мере, есть теоретическая возможность сохранить о себе добрые воспоминания, и, в итоге, дружеское расположение сторон.
Я представляю, как сейчас скривили губки миллионы профессиональных секретарш: «Фи, дурочка! Да мы ведь только и устраиваемся на эту работу, чтобы, в конце концов, услышать от шефа: «Будьте моей женой», а она еще и перебирает – люблю, не люблю».
Да, милые дамочки, вот такая я малосовременная в вопросах семьи и брака. В свои неполные тридцать я еще вполне могу рассчитывать на принца на белом коне, которого полюблю с первого взгляда, и который увезет меня черт знает куда, в однокомнатную квартиру на окраине города. И будем мы там счастливы, несмотря на бытовую разруху и маленькую зарплату, и умрем в один день. От голода.
Вы уж извините, милочки, я, кажется, снова увлеклась. Да все я прекрасно понимаю, не дура же я набитая, –