– Ты, боярин Облога, кричишь на меня, словно я Яртуру отец родной, – возмутился Едигей, – а я ему даже не свойственник.
И кто, спрашивается, тысячника за язык тянул. Да еще за столом в замке Кремник. Да еще в присутствии князя Волоха, который как раз приложил-таки усилия к появлению на свет этого самого Яртура. Чтоб ему пусто было. Но, к счастью, князь Биармии, занятый разговором с царем Таксаком, слова захмелевшего сармата пропустил мимо ушей. – Думай, что говоришь! – сердито прошипел на соседа Буняк. – Нашел, кого защищать. – Да разве я его защищаю? – удивился Едигей. – Просто к слову пришлось. Ты мне лучше скажи, боярин Облога, что за дородная боярыня выходила к нам вместе с княгиней Лелей?
Вроде лицо знакомое, а припомнить не могу.
– Так ведь это Злата, дочь покойного князя Велемудра, – неохотно отозвался обиженный сколот.
Едигей и Буняк переглянулись. Так вот почему боярин помянул недобрым словом князя Ашугии Буслава! Помянул, между прочим, по делу, ибо тот Буслав иного к себе отношения и не заслуживал. Но это, разумеется, еще не повод, чтобы сарматы ни с того, ни с сего стали бить ноги за чужой интерес. Покойному князю Велемудру вообще не повезло с детьми, надо это признать. Про ту же княжну Злату чего только добрые люди не болтали. И нельзя сказать, что злословили. Сначала она родила дочку от Яртура, числившегося в ту пору сколотским княжичем. А с сыном Златы Божидаром и вовсе вышла незадача. Волхвы и те не сразу определились, за чьим родом его считать. По перву думали, что – за Ратмировым. Но княжну Злату такой расклад не устроил. Ибо быть сыном изгоя – радость невелика. И тут, к удивлению многих, дочь Велемудра объявила отцом своего ненаглядного Божидара асского боярина Бутуя. Бутуй, надо отдать ему должное, от сына отказываться не стал. А уж от души признал или слукавил, тут у присутствующих в замке Кремень бояр и беков полного согласия не было. Иные, как биармский боярин Сипяга, полагали, что Бутуй слукавил из угождения Яртуру, коему законный наследник изгнанного княжича Ратмира стал бы костью в горле, другие, и в их числе боярин Облога и бек Едигей, утверждали, что Бутуй не посмел бы обмануть волхвов Перуна, да еще и в храме, пред ликом Ударяющего бога.
– Бутуев это сын, а не Ратмиров, – опять ринулся в спор неугомонный боярин Облога. – Да разве ж волхвы позволили бы сыну изгоя с черной кровью стать витязем Асгарда. А того Божидара пытали пред священным камнем, я это собственными глазами видел, бояре. И бог Перун его кровь не отринул.
– Ну, если Ударяющий бог решил, то чего же нам с вами спорить, – примирительно заметил Сипяга.
– А кто спорит? – пожал широкими плечами Едигей. – Я к тому говорю, что у князя Буслава сына Велемудра прав на стол Ашугии больше, чем у витязя Божидара сына Бутуя. Срезал таки хитрый сармат сколотского боярина Облогу, который, похоже, близко к сердцу принимал невзгоды, выпавшие на долю сына княжны Златы. С чего бы это? Какое, в сущности, дело сколотам, кто княжит