– Зачем всё это? – Герман возмущённо свёл брови. Он пристально, с осуждением смотрел на армейского товарища и, право, удивлялся ему. Не было игры в его лице, не было защитной фарфоровой маски, но было знакомое, в красивом военно-полевом загаре лицо, – мужественное и одновременно легкомысленное и весёлое.
– Понимаю, – Отто раздражённо дёрнул углом рта, – у тебя есть вопросы ко мне. Но давай не сейчас.
– Зачем это? – упрямо повторил Шнитке.
– Что бы был порядок. Ещё вопросы есть?
– Есть. Уточню. Зачем весь этот цирк?
– Что бы тебя развеселить. Удовлетворён?
– Ты не понял! И унижениея тоже?..
– Э-э, нет, – в глазах фон Дитца затвердел лёд. – Это ты…чего-то « не понял» , друг мой. Этот наглый брюхатый слизняк, который не хотел услужить двум благородным немецким офицерам – австрийский словак. Ведь, так, говнюк? Или я ошибаюсь?
– Никак нет, – с готовностью прозвучал ответ из салона. – Точно так, гер офицер.
– Вот так…и не иначе, Герман. Мы арийцы, центурионы СС…Щит и меч Фюрера. Не забывай о чистоте нации дружище. Привыкай быть властелином мира. Третий Рейх это навсегда. А он не любит слабых, но ещё больше колеблющихся…Тебе ли напоминать: вступившие в СС – все братья, все похожи, преданы фюреру…И мы, чёрт возьми, всегда будем вместе! Как большая дружная семья. Или ты, – Отто, желчный, весёлый, ненавидящий – презирающий положительно всё, что шло в разрез с доктриной нацизма, задержал цепкий взгляд на лице Германа, – забыл данную тобой клятву братству СС?
– Нет. – Шнитке нервно дёрнул бледной щекой.
– Зер гуд. Это радует. Садись в машину! – это был приказ.
– При одном условии…что обещаешь…
– Обещаю. Садись, чёрт в костёр! А ото, видит Бог, случится одно из двух: или мы и впрям дождёмся меднолобых болванов из военной комендатуры, или мой мочевой пузырь лопнет в этой чёртовой машине.
– Перекрёсток Принц-Альбрехтштрассе и Вильгельмштрассе… – голос фон Дитца пришпорил бедолагу Зуппе. Он резко скользнул за руль своего « опеля» , сунул ключ в зажигание, медленно отъехал с обочины, потом резко повернул руль, живо вливаясь в стремнину машин, двигавшихся в западном направлении.
« Господи Боже, Отец наш Небесный, спаси и сохрани…» – его чёрный « опель» , недавно взятый в кредит, всё глубже, как нож в масло, уходил в ночное шоссе, пока не исчез в потоке металла и жёлто-малиновых габаритных огней.
* * *
…В следующий миг на это место, где стояла машина, словно хлынул прибой ледяной воды. В наступившей тишине, было слышно, как рьяно и зло шелестит ветер в листве, словно чьи-то холодные пальцы жадно что-то искали во тьме, подбирались к намеченной цели, готовые сомкнуть на трещащем горле жертвы свои беспощадные стальные персты.
На обочине тротуара, гонимая ветром трепыхалась многостраничным рваньём, точно живая, берлинская газета