Съедаю его и возвращаюсь в гостиную. Здесь так тихо, и мои часы, словно боясь чего-то, тикают еле слышно. Зато они показывают время, и я наблюдаю за тем, как медленно передвигаются стрелки. Мне надо чем-то занять себя, и в какой-то момент я включаю телевизор. Показывают одну из так называемых диванных программ. Две женщины на одном диване наклоняются к третьей, находящейся напротив. Они улыбаются и качают головами, и в конечном итоге та, что сидит одна, начинает плакать. Я никак не могу понять, что тут к чему. После этого начинается другая программа, в ней показывают, как люди пробегают через различные дома в поисках вещей, которые можно продать. Тех самых уродливых вещей, но они, как ни странно, стоят целое состояние.
Несколько лет назад я бы удивилась самой себе – это же надо: смотреть телевизор днем! Но что еще мне теперь делать? Иногда я читаю книги, но в сюжетах романов больше не вижу никакого смысла, да и не запоминаю то место, на котором остановилась. Поэтому я могу сварить себе яйцо. И посмотреть телевизор. После чего мне останется лишь ждать – Карлу, Хелен, Элизабет.
Элизабет – единственная оставшаяся у меня подруга. Все остальные сидят по домам или давно уже в могиле. Она поклонница этих самых передач о поисках и продаже вещей. Она надеется когда-нибудь отыскать клад. Она покупает разные жуткие тарелки и вазы в магазинах, где выручка идет на благотворительные цели. Кроме того, она скрещивает на удачу пальцы.
Иногда и я покупаю кое-какие вещи – в основном отдельные предметы вычурной фарфоровой посуды. Для меня это что-то вроде игры – кто из нас сумеет найти в «Оксфаме» самый уродливый образец керамики. Это довольно по-детски, но недавно я поняла, что проводить время с Элизабет и веселиться вместе с ней – это единственное приятное для меня занятие.
У меня в голове мелькает мысль о том, что мне нужно вспомнить что-то важное, что имеет отношение к Элизабет. Возможно, она хотела, чтобы я что-то ей принесла. Вареное яйцо или шоколад. Сын держит ее на голодном пайке. Он даже для себя никогда не покупает новых бритвенных лезвий. Элизабет утверждает, что у него от бритья всегда воспалена кожа и она боится, что он когда-нибудь перережет себе горло. Иногда мне хочется, чтобы так и произошло. Скупердяй. Если бы я не приносила ей кое-что из еды, она давно умерла бы с голоду. У меня тут есть записка, в ней сказано, чтобы я не выходила из дома; правда, я не понимаю почему. Ведь не будет ничего плохого в том, если я пройдусь до магазина.
Я пишу список необходимого и кладу его в карман пальто. Нахожу ключи и шляпку. Убеждаюсь в том, что положила ключи в правый карман. Затем снова проверяю его, когда оказываюсь у двери. По всему тротуару видны белые пятна там, где ночью раздавили улиток. После дождливой ночи на этой улице их всегда сотни. Но что именно оставляет эти следы, какая часть улиток делает эти пятна белыми?
– Дорогая улитка, не ползи за калитку, – прошу я, наклоняясь над мостовой, чтобы получше рассмотреть эти следы. Не знаю, откуда мне в голову пришла эта фраза, но она явно про этих несчастных.