– От одной твоей руки, Гри, с ума сойти можно!..
В последнюю нашу неделю Люде удалось свое чудо – она обзавелась ключом от одной свободной комнаты на этом же этаже.
Вот там и были последние счастливые качели нашей любви. И это при том, что никаких особых ухищрений, экзотических поз, никакой «Камасутры» мы тогда не знали, но дарили друг другу столько наслаждения, что Люда не стеснялась даже чуткой ночной тишины общаговского коридора. И когда оттуда однажды раздался чей-то хамский стук, со смехом ответила:
– Да здравствует любовь! А все, кто против нее, прочь отсюда!!
На дворе еще стояли оттепельные 60-е годы того века. В институтских аудиториях выступал поэт Евгений Евтушенко. Спросив у нас разрешения. снимал пиджак и читал:
Постель была расстелена.
А ты была растеряна…
И ты спросила шепотом:
«А что потом? А что потом?…»
А потом была наша жизнь. Уезжая по назначению куда-то в свою северную глубинку, Люда попросила только:
– Напиши мне письмо!
Я написал ей много писем и в ответ получил тоже много. В последнем Люда честно сообщала, что, наконец, вынуждена как-то устраивать свою жизнь, но меня «своего первого девственника она целует и будет помнить всегда».
Под прыгающими строчками был ее поцелуй. Знакомая розовая губная помада на белой бумаге чуть расплылась…
Она хотела от меня только ребенка, или 24 часа из жизни мужчины
Был первый зимний вечер. Молодая женщина с золотистыми, еще влажными волосами вышла из санаторного отделения лечебных ванн.
Поискав глазами, где бы присесть, обсохнуть и отдохнуть, она выбрала место рядом со мной.
– Простите, не помешаю? – спросила тихим грудным голосом.
Креслица были тесно сколочены в ряд. Большая и теплая коленка под мягким халатиком коснулась моего бедра – и я почувствовал, как это тепло сразу стало перетекать в меня. Одежда на мне стала будто исчезать. И на молодой женщине тоже.
Я врач и с удивлением стал понимать, что мои собственные «опорно-двигательные и нервно-периферические» санаторные проблемы, как мелочи жизни, отодвинулись далеко. Просто удивительно, что рядом с этой крупной и светлоглазой красавицей лет 26–27 мы сразу стали говорить, как очень близкие люди. Ольга сказала, что приехала с далекого горного края. Там она родилась и выросла. Но не стала хозяйкой Медной горы – «просто художницей стала». Правда, тут ей свое творчество показывать недосуг – в отпущенный путевкой срок надо пролечиться. Так, кое-что по женским делам…
Проводил Ольгу до ее спального корпуса. Она подала такую теплую руку – и не стала ее сразу забирать. С этим теплом в своей руке долго ехал поздним автобусом домой. Я вообще очень редко вижу сны, но этой ночью она мне снилась. И ее руку чувствовал на