И я не то, чтобы позволяю, но кто бы мог подумать, что у моего Зайца такие губы…
Словно со стороны, я слышу свой собственный голос:
– Зая, что случилось? Расскажи мне, это ведь не случайно, да? Именно сейчас? Я же вижу.
Она еще крепче сжимает мою руку и изо всех сил мотает головой:
– Нет, нет, нет! – и вдруг плачет. – Папочка, это было так страшно. И так… быстро. Вдруг – черный-черный дым, и уже ничего не осталось.
Тут у меня включается голова, и я начинаю сопоставлять события, факты и время. Во-первых, служебный мейл, во-вторых, утренние новости по радио, в-третьих, случайно услышанный разговор, в-четвертых, ее слова.
– Ты увидела, как он упал, да? Ах ты, – я обнимаю ее за плечи. – Как ты там оказалась, детка? Зачем?
– Случайно. Мы просто сидели в кафе, оно совсем рядом. Мы там почти каждый день завтракаем, и сегодня тоже, – она хлюпает носом. – Он был такой живой, улыбался нам, помахал даже. А потом…
– А потом? Расскажи, и тебе станет легче. На самом деле.
– Потом он сел в самолет, самолет взлетел и начал кувыркаться в воздухе прямо над аэродромом, почти над нами. Падал и опять взлетал, каждый раз над самой землей. И вдруг почему-то не успел, или не смог, и сразу из-за деревьев черный дым, и…
– Я понимаю… Ничего не поделаешь, теперь ты знаешь, что смерть бывает и такой.
Она качает головой:
– Нет, не то. Жизнь и смерть, та грань, которая между ними, она такая… Как будто ее и нет вовсе. И выходит, что наша жизнь или не имеет никакой ценности вообще, если ее так легко разрушить, или, наоборот, именно поэтому бесконечно дорога.
– Так и есть. Сегодня ты это поняла.
– Я поняла, что каждая секунда может быть последней. Раньше я об этом знала тоже, но как-то… абстрактно, и вдруг увидела, как это бывает на самом деле. Как это может быть со мной, с тобой, с каждым. А мы продолжаем жить так, словно времени нет вообще. Оно проходит – мимо, мимо, мимо, и мы даже не пытаемся его остановить.
– Ты уже совсем взрослая. И рассуждаешь…
– Я не рассуждаю, в том-то и дело. Рассуждаешь ты. Все расставляешь по местам, всему даешь название и ужасно боишься совершить ошибку. Так боишься, что…
– Вот-вот, я и говорю: совсем взрослая. И ты права – я на самом деле боюсь, и не ужасно, а еще больше, ты даже представить не можешь, как я боюсь тебя потерять. Потому что знаю, что это очень даже может случиться, если…
Мы возвращаемся домой, держась за руки. Как дети, как влюбленные – как кто?
Я привычно думаю о том, что, хотим мы или нет, времени остается все меньше и меньше. Ничто не может продолжаться вечно, и то, что между нами, неизбежно закончится тоже. Вот только как? И что потом?