Бобров угрюмо стоит в коридоре, прислушиваясь к происходящему.
Из комнаты бредёт Сева.
Отец: «Севка, ты куда?»
Сева: «Во двор, по нужде».
Отец: «Погодь… Не ходи».
Сева: «А что там?»
Отец молча прижимает голову сына к себе. Из другого конца коридора на них смотрит мать Севы. Выходят из комнаты Володя и Тоня.
Интервью. Александр Никитин, журналист: «Я Севке по гроб жизни благодарен за его дружбу… В тридцать седьмом моего отца арестовали. Многие от меня отвернулись, как от сына врага народа. Почти все отвернулись, а Севка остался рядом. Он, конечно, не понимал, что происходит в стране, никто из нас, мальчишек, ничего не понимал. Сталин – отец народов, справедливый и мудрый. Так мы все думали. Всюду его портреты. Арестовали кого-то – мы верили, что так и надо. А если кого-то из знакомых, то верили, что это ошибка и что скоро „там“ во всём разберутся… И вот моего отца арестовали. Дали десять лет без права переписки. Ошибка!.. Боль выжигала меня изнутри, боль души… Чёрная пустота… Мать слегла, долго не могла оправиться. Севка меня каждый день звал к себе обедать… Ну и хоккей, конечно… Там, на спорте, всё как-то забывалось – несправедливости, обиды, на спорте жизнь била ключом… А в 1939-м Севку включили в состав первой заводской команды. Меня тоже взяли. Это уже был настоящий, большой хоккей. Мы встречались в официальных матчах с самыми лучшими, самыми сильными командами Ленинграда: „Динамо“, „Красная заря“, с командой Кировского завода и другими…»
Золотая осень. Двор дома. День. Голубятня. Кто-то из мальчишек зовёт: «Севка! Глянь, что у меня!» Сева взбирается на голубятню к приятелю, рассматривает голубя.
Снизу его зовёт Володя: «Севка, идём на конный двор».
Сева спускается с крыши голубятни: «А что там?»
Володя: «Можно раздобыть ненужные дуги. Распилим их, крюки примотаем к палкам, получатся клюшки».
Сева: «А кто нам дуги даст?»
Володя: «Дядя Фима сказал, что надо убрать навоз, опилки, мусор, тогда дадут».
Сева: «И чего ж мы ждём? Бежим!»
Сева зовёт Александра Никитина: «Сашка, айда с нами».
Квартира Бобровых. Михаил Бобров (отец Севы) устало снимает спецовку. Лидия (жена) выглядывает из кухни: «Пришёл? Как ты? Что так поздно?»
Отец целует жену: «Собрание парткома».
В комнате Тоня играет на пианино.
На полу в коридоре сидит Сева и мастерит клюшку.
Отец: «А ну дай… Добро… Крепко сделал».
Мать: «Как из училища вернулся, так сразу клюшку сел мастерить».
Отец: «Молодец. Откуда дуга?»
Сева: «Дядя Фима дал. Мы с Вовкой ходили к нему на конный двор, работали. Вот и заслужили».
Отец проходит на кухню. Мать гремит тарелками.
Мать: «Сева! Тоня! Ужин!»
Отец: