Мистер Смедли расхохотался еще до того, как Ратлидж договорил.
– Инспектор, если вы так оцениваете слабый пол, я невысокого мнения о ваших знакомых женщинах! Хоть я и священник, а отношусь к женщинам по-другому!
– Пожалуйста, опишите мне мисс Марлоу, – раздраженно попросил Ратлидж.
Смедли оперся о тяпку и поднял взгляд на слуховые окна.
– Начать, наверное, надо с того, что ее мать… Розамунда… была настоящей красавицей. У Оливии красота проявлялась по-другому. Раз увидев, ее невозможно было забыть – трудно сказать почему. У нее были красивые глаза, которые она унаследовала от отца. Наверное, и сила ее тоже происходила от него, хотя и у Розамунды силы хватало. Перенесите Оливию в Лондон, и, если не считать парализованной ноги, она не очень отличалась бы от любой тамошней молодой женщины. Уверяю вас, у нее хватало бы поклонников, если бы у столичных мужчин сохранилась хотя бы половина того здравого смысла, с каким они родились! Нет, Оливия не была ни дурнушкой, ни уродкой. Одевалась, как остальные сельские жительницы. Никаких развевающихся шарфов, никаких блестящих черных платьев или экзотических перьев. И в ней совершенно не было надменности. Держалась приветливо и тепло, но не безмятежно… В безмятежности ей было отказано. – Священник пожал плечами. – Волосы, которыми она гордилась, были темнее, чем у Розамунды, каштановые… они так чудесно золотятся на солнце. Больше похожи на отцовские. Джордж Марлоу был очень красивым мужчиной. Розамунда его обожала и была вне себя от горя, когда он умер в Индии. Она признавалась мне, что после смерти мужа опасалась за свое здоровье и рассудок. Ее поддерживала храбрость. И вера.
Замешательство Ратлиджа росло. Неужели все видели Оливию Марлоу в разном свете? А если так, то которая из них – настоящая?
– Я удивился, когда она покончила с собой, – продолжал Смедли, немного помолчав. – От Оливии я такого не ожидал. Вот Николас вполне мог последовать ее примеру; его поступок показался мне вполне логичным, не знаю почему, просто так показалось, и все. Но я не мог и представить, что Оливия способна на самоубийство. Как будто вдруг рухнули основные принципы, из которых я черпаю силы. Я плакал, – произнес священник таким тоном, словно до сих пор удивлялся своему поведению. – Я плакал не только по себе и по ней, но и по тому, что ушло… было утрачено с ее уходом. Более замечательной женщины, чем она, я не знал. И не надеюсь когда-нибудь узнать.
– А Николас?
– Он был для меня загадкой, – медленно ответил Смедли. – Хотя я знал его много лет, не могу сказать, что знал его по-настоящему. В нем чувствовались большие глубины, большая страсть. Замечательный интеллект. Мы играли в шахматы, спорили о войне, говорили о политике. Но он никогда не пускал меня к себе в душу…
Видя, что Ратлидж молчит, Смедли добавил тихо, словно говорил сам с собой:
– Возможно, Николас стал самым большим моим поражением…
Глава 6
Когда Ратлидж вошел в темную, узкую прихожую