Я сунулся сперва в одно окошко, и там мне даже не ответили, как будто я говорил беззвучно. Из второго меня направили в третье, оттуда в четвертое, перед которым набухла здоровенная очередь, и я испуганно вернулся туда, где со мной хотя бы разговаривали. Но теперь там сидела не та тетка, которая мне ответила, а другая, с сухим, поджатым, невидящим лицом убийцы детей.
– Скажите, где можно узнать о вакансиях антрополога или сотрудника рекламного агентства? – спросил я.
– Вы меня сбили, – глядя перед собой, тихо сказала тетка и побелела.
– Простите, я хотел узнать…
– Придется начинать заново.
– Я не хотел.
– Сколько можно? – Она отложила ручку.
– Простите?
– Не видите, что здесь люди работают?
– Вижу.
– Тогда что вам всем от меня нужно? – отчеканила она, не повышая голоса, но так, что я потерял нить. – Что вы все ходите? Никаких нервов не хватит. Никакого здоровья. Все ж написано. На стенах, на окнах, на потолке. Где еще писать? Как еще писать? На каком языке? На китайском? На французском? На арабском? На японском? На болгарском? На румынском?..
Она перечисляла, но я уже ушел – с чувством тоски, как будто мне безнаказанно нассали на ноги, и одновременно с глубоким облегчением.
17
А однажды ночью я встал, прошел в кухню и, ничего не соображая, съел трехдневный запас копченой колбасы.
18
Пару раз звонила жена. Спрашивала, как я там. Прислала немного денег. Хороший она человек, моя жена, внимательный. У нее был грустный голос. Никаких других вопросов она не задавала, и от меня тоже ничего такого не прозвучало. Я говорил, что все в порядке, хотя работы по-прежнему нет. Возможно, следовало соврать, просто чтобы поменьше волновалась, но я, к сожалению, всегда говорю правду.
Поскольку никаких надежд у меня не осталось, а погода стояла великолепная, я по полдня просиживал на скамейке перед домом. То есть с обратной его стороны, там у нас пешеходная зона. И наблюдал за прохожими, за детьми, за шпаной, за деловыми, за бродягами, потягивая пиво. Вот так ежедневно, с другой стороны дома, чтоб не общаться с бабками, сидящими перед подъездом, спокойно, с бутылкой дешевого пива. Мне некуда было идти. У меня не было дел. Вот этих самых, которыми обременен каждый человек с утра до вечера. Совсем. Никаких. Не было планов, стремлений, забот. Я ничего и никому не мог дать, но и мне ни от кого ничего не было нужно. Я был йог, буддист, камень, бабочка, пес.
Оглядевшись, я видел самое обыденное: детей, птиц, насекомых, грязь на асфальте, траву, небо, стены домов, облезлые мусорные