Она оставила дверь в настенной панели немного приоткрытой: предосторожность, которая сейчас могла спасти ей жизнь. Сражаясь с гобеленом, она распахнула панель и нырнула внутрь. Она затворила за собой дверь и погрузилась в кромешную тьму.
По ее подсчетам, у киллера уйдет меньше минуты на то, чтобы понять, как попасть в этот проход.
О боже, о боже, о боже…
Не видя ничего перед глазами, она, спотыкаясь, принялась взбираться на лестницу, руками ощупывая пространство перед собой.
Черт! Почему так темно? Она же оставила дверь наверху лестницу открытой… но, конечно, был уже вечер, и, если какой-то лунный свет и проникал сквозь окна в комнате наверху, он, скорее всего, был слишком слаб, чтобы достичь лестничного пролета. Как она могла быть так откровенно глупа? Ей следовало оставить включенным свет в комнате наверху. Но она не ожидала такого поворота событий. Кто бы мог подумать, что она будет не единственной, кто захочет убить сэра Джереми? Каков был шанс такого развития событий?
Прислушиваясь к малейшему звуку, который мог бы предупредить ее о том, что убийца нашел скрытый проход, Кендра пыталась как можно скорее забраться наверх. Но, как бы сильно ей этого ни хотелось, она не могла передвигаться достаточно быстро по узким, извилистым ступенькам. Было слишком темно. Она даже не видела своих рук, которые блуждали по холодным сырым стенам. Одно неверное движение – и она упадет и, возможно, сломает себе шею.
Разве это не лучше, чем пуля в голову?
Она слышала, как тяжелое дыхание сбивчиво вырывается из ее грудной клетки. Кожа была липкая от ее собственного пота, во рту был кислый вкус. Страх.
Сердце бешено колотилось, пока она залезала вверх по спиралевидной лестнице. Она начинала чувствовать приближение приступа клаустрофобии, на ее грудь что-то сильно давило, будто раздавливало и ее. Сколько еще ступеней?
Воздух вокруг нее, казалось, затрещал от статического электричества, и вдруг температура будто упала до минусовой отметки. В тот момент, когда у нее начали стучать зубы и она с трудом пыталась осознать, что за странные вещи с ней происходят, невероятной силы волна сбила ее с ног и заставила отступить на одну ступеньку вниз.
Паника билась у нее в груди, как зверь в клетке, и тут она почувствовала невероятную боль. Она будто горела. Все ее тело жгло, эпидермис будто отслаивался слой за слоем, обнажая подкожную основу, затем волокнистые веревки мышц под ней, пока и это все тоже не исчезло, оставляя только кости.
С криком – она, догадываясь, что, должно быть, кричала, хоть и не слышала ничего за оглушающим ревом в ушах, – она продиралась сквозь сжимающуюся темноту, которая вдруг стала более твердой, более крепкой, чем она.
О боже…
Ее голова кружилась, она будто вновь и вновь падала вниз.