– Пустобрехая, экие небылицы придумала! Никаша брат мой младший, крест вам, бабоньки.
Кто верил, а кто нес дальше срамную весть о новых поселенцах за пределы деревеньки. Параскева доброжелательно кивала Аксинье при встрече, но впервые заговорили они в разгар прошлого лета, во время страды. Тот самый Никаша зашиб бок, свалившись с лошади. И Еннафа привела его, чуть не притащила на своих могучих плечах к знахарке.
Скоро стали Прасковья и Аксинья если не подругами, то людьми близкими. Вместе пряли долгими вечерами, стирали на речке, делились секретами, вспоминали прошлое, обсуждали проказы и недуги детей. Прасковья рада была поговорить о десятилетке Лукаше – и скромница, и хозяюшка, и пригожа собой, скоро невеста, о ровне Нютки – Павке, озорном и непоседливом мальчишке.
– Здравствуй, Прасковьюшка. Как сама ты? Как дети? – Софья не выказывала неприязни к гостье.
– Лукерья убежала гадать, а Никашка с Павкой колядуют где-то. Пусть дети забавятся, пока пора молодая.
– Твоя правда. Это у нас, поживших, все забавы – яство съесть да песню спеть.
– Ты, Аксинья, себя к старухам не причисляй. Ты у нас в самом соку, – подмигнула Параскева.
– Не поверишь, чувствую себя… как кобыла заезженная.
– А сколько годочков тебе?
– Четвертушки нет.
– Ох, да я в твои годы козой скакала.
– Отпрыгала свое козочка Аксинья, – влезла в разговор невестка.
– А ты, Софка, старуха. Ворчливая скареда, – не смолчала Прасковья. – Вот соседка у меня такая была… Ворчала, ворчала, так и сморщилась. Ссохлась от злобы своей.
Софья фыркнула, подхватила на руки сына и скрылась в светелке, где и проводила теперь большую часть своего времени.
– Ушла, и слава богу.
– Я к тебе не просто так пришла, по делу, подруженька.
– Рассказывай. Заболел кто из твоих?
– Да, угадала ты. Можем посекретничать?
– Можем, в клеть пойдем. Холодно там, зато не услышит никто.
Аксинья отворила дверь, ведущую в комнатушку. Отец расширил ее, пристроив с юга еще клетушку. Клеть вся была заставлена, завалена: сундуки с одеждой, утварь, связки лука и чеснока. Аксинья расчистила место на лавке.
– Когда-то отец посадил меня под замок. Несколько дней здесь сидела, судьбу кляла.
– Что ж сотворила ты?
– С мужем будущим своим по лесам ходила, травы собирала.
Параскева залилась громоподобным смехом.
– Ой, шалунья ты, Аксиньюшка, – просмеялась. – Дело молодое, все такими были… Вот и братец мой… учудил.
– Рассказывай уже.
– Как сказать-то…
– Да не узнаю тебя, что мнешься-то? Я все пойму.
– Никашка уж вторую седмицу смурной ходит. Как будто умер кто у парня. А мне не говорит ничего.
– И?..
– И чешется, как шелудивый пес. Ну я думаю, вошки грызут. Дело обычное.
– Оказалось, нет?
– Прижала к стенке детинушку. Все рассказал.
Параскева,