Лукас обернулся и увидел, как через окно в комнату влетает сестра. Она идеально приземлилась на ноги и тут же отпустила веревку, дав ей болтаться за окном.
Стоя в дверном проеме, Лукас покачал ногой.
– Давай кто быстрее до лифта?
– Притормози, – сказала Астрид. – Нельзя уходить, пока не прочтем записку.
Лукас скрестил руки:
– Нельзя все время следовать правилам, Астрид!
– Ты прочитал записку?
Лукас ухмыльнулся:
– Ага, прочитал.
Астрид взяла с комода щетку для волос и принялась расчесываться, одновременно пробегая глазами то, что было написано на бумажке. Потом схватила ключ-карту от номера и бросила свою обвязку и щетку на кровать.
Надевая любимые шлепанцы, она принюхалась.
– Когда папа пользуется этим одеколоном, – сказала Астрид, – в комнате пахнет мамой.
– Мне такое неоткуда знать, – ответил Лукас, отвернулся и побрел по коридору.
Не доходя до угла, он обернулся и посмотрел на сестру. Та до сих пор стояла у выхода из номера – остановилась подобрать газету и теперь читала первую страницу.
Лукас втайне восхищался Астрид. Она читала все, что видела, и считала себя практически совершенством. Сестра частенько любила напоминать Лукасу о своей единственной за четырнадцать лет ошибке. Когда ей было семь и они только переехали в номер 777, она провалилась в унитаз. И, конечно, это Лукас оставил сиденье поднятым.
Астрид сложила газету и посмотрела на брата. Лукас сорвался с места и домчался до конца следующего коридора, а там нажал на кнопку вызова того самого лифта, вызывать который ему было запрещено… если, конечно, он читал инструкцию из отцовской записки.
Дожидаясь, Лукас занялся своим любимым делом: бесполезной математикой. От места, где он стоял, до конца коридора было где-то 562 фута, или 171,3 метра. Если бы он бежал с кем-то наперегонки, то ему бы понадобилось секунд семнадцать, плюс-минус.
От математических фантазий Лукаса отвлек топот ног. Из-за угла появилась Астрид в кружевном топике на бретельках, джинсах и шлепанцах, хлопавших, когда она бежала. Догнав Лукаса у лифта, она перекинула волосы за спину и указала на потолочные динамики, игравшие упрощенную версию «A day like any other».
– Эй, послушай-ка! Это же французская песня! – воскликнула Астрид. – Это «Un jour comme un autre».
– Для меня французский звучит так, словно на нем задом наперед разговаривают, – заметил Лукас. Он передразнил сестру: – «Ertua nu emmoc ruoj nu».
– Это ты по-французски разговариваешь задом наперед, – сказала Астрид. – Как и на всех остальных языках.
– Excuse-moi![1] – Лукас надавил указательным пальцем на уже светящуюся кнопку вызова. – Нормальный у меня французский. Это ты перфекционистка.
Оба шагнули назад и посмотрели на свои размытые отражения в дверях лифта. Это напомнило Лукасу о кривых зеркалах в парках аттракционов.