– Ты меня ещё об этом спрашиваешь! – удивляется Артемида Сизифовна. – Когда я твоего охламона только тогда увидела, когда ты всё за него для себя решила, а теперь ещё удивляешься, что я к нему присматриваюсь. – Артемида Сизифовна с горечью разводит руки, указывая Клаве на её слишком поспешную самостоятельность. Ну а Клава, прекрасно зная, к чему ведёт этот разговор Артемида Сизифовна, еле удерживая радость на лице, через сжатые зубы ей строго говорит. – Можешь и не пытаться меня сегодня расстраивать. Не получится. – С чем она уходит на кухню, где начинает всё готовить к приходу Клавдия.
Вот почему даже здесь, на пороге дверей, ощущается исходящий из дома, и начинающий подвывающе действовать на желудок аромат вкуснятины. И видно не только по лицу Клавдия, но и по вытянувшейся физиономии Михаила, что они ощутили запах того, как Клавдия дома ждут. И, судя по ответному журчанию в их желудках и аппетитно вытянувшихся лицах, то его правильно дома ждут. И оттого хочется домой идти, и не засиживаться за полночь на работе, где бывает так, что тоже самое, что и дома есть – супы быстрого приготовления или быстрая доставка из какой-нибудь пиццерии.
А вот тут даже не принюхался, а тебя с порога обдало этим горячим ожиданием, и ты не просто в голове закружился от счастья и предощущения своей встречи со своей хозяйкой, а готов даже воздать вначале ей должное, а уж затем отдать должное пирогам (а то на полный желудок ко сну сразу клонит).
И Клавдий, одурманенный немного ароматом домашней кухни, позволил себе снисходительный взгляд в сторону угрюмого Михаила, явно прикручиневшегося и позавидовавшего ему, кого вон как ждут дома в отличие от него.
Но вот из-за двери доносится приближающийся шум шагов, похожий на постукивание каблучков (она и приоделась к моему приходу, потеплел в душе Клавдий), и Клавдий с Михаилом замерли в ожидании открытия дверей и их встречи. Где они за всеми этими головокружительными запахами домашней кухни и смущающими желудок ароматами, и позабыли о том, что они сейчас несут в себе – отвагу и всякое геройство, которое живо размазано на их лицах и частями распределено в костюмах. Но только они это упустили в себе, тогда как открывшая дверь Мати (Клава), в момент всё это за ними заметила и с округлением глаз испугалась.
А с этого момента … Даже не с этого момента, а в один момент, что никто из здесь находящихся людей, а особенно Михаил, кого это коснулось в первую очередь, и сообразить не успели, что сейчас происходит, – Мати, как разъярённая пантера (она была брюнеткой) в один прыжок сокращает расстояние между собой и Михаилом и, не давая ему опомниться или хотя бы понять, что сейчас происходит, набрасывается на него своими миниатюрными кулачками, которыми она начала барабанной дробью бить ему в грудь. А обалдевший от всего сейчас происходящего Нико, кто стоит в стороне в качестве зрителя, и кого пока никак не коснулась эта экспрессивность действий Мати,