– Так вот что значит этот временной фильтр. – Клава догадался, что имел в виду Михаил, говоря о связи между средством наблюдения, газетой и тем, на что смотришь.
– При этом объект наблюдения, – Михаил продолжал свои пояснения, – зрительно чист от всех сторонних налётов. А так бы ты на неё посмотрел в интерьере повседневной жизни, который хочешь того не хочешь, а смазывает её индивидуальность и приспособляет её к себе, и не увидел в ней самого главного, её индивидуальности. А тут в этой фокусированной только на ней обзорности, этим обзорным фильтром подавляется всё лишнее и нам в объекте наблюдения видятся все движения его души без обмана. А если приглядеться внимательно, то можно доглядеться и до сокровенного. – На этих словах Михаила, Клава, побуждаемый его словами и ещё любопытством, и ничем больше, как видимо, вскоре подумал Михаил, начал фокусировано приглядываться к объекту своего наблюдения, девушке.
И надо сказать, но только про себя и по секрету, что он начал видеть и замечать в ней больше, чем до этого момента видел. И если он прежде не замечал в ней всех этих огорчительных потемнений во взгляде вокруг себя и нахмуренности в бровях, то сейчас это прямо бросается ему в глаза и заставляет в волнении задаться самыми простыми вопросами: «И какой гад, заставил её так расстраиваться, или что она потеряла?». А когда она вдруг взглянула прямиком в его сторону, то Клава сердцем почувствовал, как ему трепетно в нём и жарко стало в теле, но при этом холодно в ногах, а ещё ему захотелось, чтобы она ему сейчас подмигнула и одними губами сказала: «А вот теперь я нашла, что всю свою жизнь, хоть и короткую, но уж какая есть, искала».
Но она ему не подмигнула и сопутствующе этому действию не улыбнулась, хотя и находилась на пути к этому шагу, а всё потому, что тут вмешался Михаил и со словами: «На первый раз хватит», отодвинул его от этого окна наблюдения, чтобы самому туда ещё разок заглянуть. А Клава дурак сразу и не сообразил выглянуть из-за газеты и посмотреть в сторону девушки, чтобы сперва убедиться в чём-то своём личном, а уж затем, и всё это в одной связке с первым желанием, не стать объектом манипуляции Михаилом. Но Клава в недовольстве смотрит на Михаила и за это получает от него по полной программе.
Так Михаил, состроив на своей физиономии более чем довольную физиономию, – а Клава преотлично подозревает, кто источник этого его довольства, – начинает потрясать Клаву своими откровениями. – Хороша, что и говорить. – Говорит Михаил и при этом гад, облизывает губы. Что неимоверно бесит Клаву, нетерпящего вот такие проявления и заявки на собственничества. Хотя с самим хорошим посылом Михаила он согласен.
А Михаил, между тем, продолжает выводить из себя Клаву уже другими подробностями