Потом исподволь загудело небо, Дай даже не осознал, что это такое слышит, пока низко над озером не прошел знакомый люггер. Сел Артем прямо в сугробы берега. Дай остановился, ощутив, как неправильно быстро колотится сердце. В голове снова стало горячо. Он поехал к вышедшему Артему, поманившему рукой, но захотелось напоследок еще прыгнуть, и он раскатился сильнее, толкнулся ребром и в густом сопротивляющемся воздухе вывел собой идеальную амплитуду двух оборотов прыжка так плавно, что почти невесомо приземлился и, сияя, прокатился метров десять до Артема на одном коньке.
– Чудо мое, – улыбнулся Артем. – Ты нашел себе новое волшебство?
Дай смутился. Волшебство? Просто нравится кататься. Потому что красота.
– Ты точно раньше не учился?
Дай помотал головой. Смутно он помнил под всеми бесконечно отсмотренными уроками фигурного катания что-то давнее: то ли музыка, то ли просто тихое мурлыканье Юма, шорох коньков, какое-то бесконечное, подземное холодное пространство, идеальный синий, почти черный лед близко-близко – он сам, тепло закутанный, едет в санках, которые тянет за веревочку катящийся на тускло посверкивающих коньках Юм. Дай везет, прижимая варежками к пузу, черный рюкзак Юма (там пряники и термос) … Но это было давно-давно. Замерзшее озеро под глетчером? Там было темновато, все синее… Юм катался, да, но Дай думал, то это он, как обычно, делает собой какое-то красивое волшебство… И хотел так же.
– Эй, задумчивый. Я за тобой, – сказал Артем. – Поехали на праздник.
Музыка внутри оборвалась. Ой. Какой праздник?
– Начало каникул, забыл? А куртка где? – Артем помог найти в снегу затерявшиеся ботинки, посадил Дая на капот люггера, стал распутывать заледеневшие шнурки на коньках: – Что ты узлов тут напутал… Зачем куртку снял? Ты что делаешь? Простудиться хочешь? Нет, ботинки обувать не будем, ледяные же… Пусть согреются.
Артем стащил с его застывших ног коньки, взял за бока и скорее сунул в тепло салона, в белое креслице и даже пристегнул сам, как маленького; закинул назад куртку, холодную, пахнущую