Это происшествие произвело на меня удручающее впечатление. Если бы парень своевременно покинул площадку, ничего бы не случилось, но он остался, не желая пасовать перед Таляном и его компанией даже ценой разбитой физиономии. Где-то в глубине души я его понимал, вместе с тем я впервые понял, что живу в обществе, где нечто подобное может случиться и со мной. Тогда на волейбольной площадке я испытал липкий, рабский страх – это было отвратительное чувство незащищённости. Потом я часто уговаривал себя, что с этим можно жить. Ведь ещё Фейхтвангер утверждал, что не каждый подлец – антисемит, но каждый антисемит – подлец. А поскольку я оптимист по натуре, то успокаивал себя тем, что подлецов значительно меньше, чем порядочных людей.
Через много лет, когда еврейская община Одессы в подавляющем большинстве своём уже покинула город и разъехалась по всему миру, я по каким-то своим делам зашёл в старый одесский двор. Во дворе резвилась стайка детей, и среди них выделялся высокий паренёк лет тринадцати с удлинённой физиономией. Он поднял на меня свои нахальные глаза, и сердце моё сжалось: так он был похож на Таляна из моего детства. Мне показалось, что вот сейчас он запрыгает на одной ноге, а в ушах уже звенело:
Жид пархатый,
Гавном напхатый,
Ниточкой зашитый,
Чтоб не был сердитый…
2. Плавильный котёл
Говорят, Израиль – плавильный котёл, выплавляющий национальное самосознание. Если это так, то работу этого котла я познал на себе. Мне было тринадцать лет от роду, когда произошло чудо, и миру явился новый Израиль, восставший из пепла, как птица феникс. Мой папа, к примеру, встретил возникновение Израиля с большим энтузиазмом, однако многие люди тогда выражали сомнение, задавая чисто еврейские вопросы: «И кому это нужно? И могут ли евреи, выходцы из разных народов, ужиться в одном государстве?» По мере того, как Израиль одерживал победы одну за другой, во мне пробуждалась гордость за мой народ, однако, вопросы, услышанные в детстве, разжигали любопытство и, в конце концов, подтолкнули посетить Израиль в качестве гостя.
Под впечатлением увиденного я репатриировался, шесть лет проварился в плавильном котле израильского общества, и лишь пережив Вторую ливанскую войну, смог ответить на вопросы, услышанные в детстве.
Всё, что я увидел, погостив в Израиле, поразило меня в самое сердце. Маленькая, уютная страна прилегала к берегам трёх морей: бурного тёплого Средиземного, спокойного прохладного Красного и целебного Мёртвого. Эта страна восхищала экзотической зеленью пальм, манила тенью диковинных деревьев, утопала в диковинных цветах, рукотворных банановых зарослях, апельсиновых рощах и мандариновых