– Ты мне голову не морочь, клептоманка… Я этих выдумок, знаешь, сколько слышала? Ты законы знаешь? Ты украла товара на сумму, превышающую минимальный размер оплаты труда. Поэтому… – сделала тетка многозначительную паузу, – сейчас приедет милиция и заведет на тебя уголовное дело, а заодно и разберется, кто ты там – больная или очень даже здоровая. Ясно? – Тетка зло сверкнула глазами на оторопевшую Тополян и принялась с каким-то ожесточением давить кнопки на телефонном аппарате.
– А я несовершеннолетняя, вы не имеете права! И вообще… Вот приедет мой папа – он крутой бизнесмен – и вы еще пожалеете, что меня не отпустили! – завопила Светлана, прекрасно понимая, что говорит совсем не то, что следует, что только вредит себе этими словами и тоном, что тетку ни в коем случае нельзя злить, но от ужаса и отчаяния остановиться уже не могла и еще выкрикивала что-то, обещая всевозможные кары, которые обрушатся на голову бездушной женщины.
Последующие три часа обернулись для перепуганной Тополян настоящим кошмаром. Очутившись в милицейском участке, она напрочь растеряла весь свой гонор и высокомерие. Пожилой худощавый милиционер составил протокол по всем правилам, заставив Светлану назвать фамилию, имя и отчество, имена и место работы родителей, а также номер ее школы.
«Может, назваться какой-нибудь Машей Ивановой?» – промелькнула трусливая мыслишка, но, секунду поразмыслив, Света отказалась от этой явно обреченной на провал затеи. И через пять минут убедилась, что была права.
– Давай телефон родителей, все равно кого, – пробасил милиционер, не отрываясь от писанины.
– Зачем? Я… я заплачу, сколько надо, у меня есть деньги. – Светлана умоляюще заглянула в лицо милиционеру.
– Да затем, что по закону я обязан передать тебя в руки родителей. И штраф заплатят они, а не ты. Это понятно? – Дядька разговаривал с ней громко, как с глухой, да к тому же умственно отсталой девочкой, по нескольку раз повторяя одно и то же. – Тебе это понятно, я спрашиваю?
Светлана покорно кивнула и назвала мамин рабочий телефон. Она была так раздавлена и потрясена случившимся, что даже уже и не пыталась хитрить и выдумывать небылицы. Яснее ясного девушка понимала, что здесь, в участке, слушать ее оправдания никто не собирается и тем более никто не поверит в ее «клептоманию». Она сидела съежившись на стуле, вплотную приставленном к столу, за которым составлялся этот позорный протокол, и каждый раз, когда открывалась дверь в кабинет и входил кто-нибудь из сотрудников участка, Тополян казалось, что это пришли за ней, что вот сейчас на нее наденут наручники и швырнут в вонючую камеру вместе с бомжами и уголовниками.
К великому облегчению девушки, ничего такого с ней не сделали. Но когда в кабинет вбежала Анна Антоновна, ее мама, в расстегнутом пальто и шарфе, кое-как намотанном поверх воротника, Тополян на минуту пожалела, что не сидит в камере с уголовниками.
Анна