В апреле-мае 2016-го, когда моя мама тихо уходила в этой больнице, я, побывав у нее, чтобы не впасть в отчаяние, переходил дорогу и шел в театр к Роме. Он был уже физически слаб, вел репетиции сидя. Иногда даже не подходил к нему, и он не знал, что я в зале. Просто сидел минут тридцать, приходил в себя, пытаясь отвлечься от кошмара грядущего маминого ухода, и только потом возвращался домой. По неповторимости, яркости, своеобразию и вместе с тем разнообразию режиссерского почерка никого равного Виктюку нет и, вероятно, не будет. Он единственный режиссер, возродивший таировскую традицию в русском театре. Работал как с яркими и большими артистами и актрисами, так и с начинающей, совсем еще зеленой молодежью. Я бы назвал его жизнь в Театре неутомимым, неустанным поиском своей Алисы Коонен. Когда-то давно в ГИТИСе именно Алиса Георгиевна подписала его диплом, и если бы он нашел свою Коонен, то мог бы случиться новый Камерный театр. А просто свой театр – как здание с вывеской – был ему вряд ли нужен. Возможно, поэтому он и появился так поздно, под конец его жизни. Виктюк одухотворял, а порой оживлял любой театр, в который его приглашали. Своей вдохновенной режиссерской магией он превращал любой театр – от ведущего столичного до маленького провинциального – в Театр. В тот Театр, который грезился ему во снах и наяву, который он без устали ваял, на который он положил всю свою жизнь.
