Останься только навсегда. Лина Мур

изменяет ей, то ты должна пропустить её к человеку, которого она любит.

      Перевожу взгляд на Рейдена.

      – Нет, – категорично отрезаю я.

      – Шайди, пропусти её. Он хочет её видеть, – говорит Элеонор, а меня это раздражает. Когда я стала никому не нужной? Почему всё идёт против моего желания?

      – Пожалуйста, тогда я умываю руки. Теперь вы сами несёте ответственность за Мертона, – фыркая, сбегаю вниз по лестнице и зло толкаю плечом Уэйна, даже не заступившегося за меня.

      Сколько я сделала для Мертона? Только я и никто больше. Я всегда была с ним, и теперь мне пришлось выдать нашу, только нашу, тайну, связывающую нас столько лет. Теперь у меня её отберут, а когда он полностью придёт в себя, то увижу в его глазах отвращение и обвинение в том, что именно я так повлияла на его состояние. Я его чуть не убила… я, чёрт возьми, чуть не убила человека, который оберегал меня, как мог. Я чувствую себя отвратительно.

      Вхожу в кухню, включаю холодную воду и набираю её в ладони, смывая кровь с лица, а затем с рук. Голова болит. В ней так сильно шумит. Мои руки до сих трясутся.

      Жмурюсь и шумно вздыхаю. Хочется всю голову подставить под ледяную воду, чтобы прекратить этот быстрый стук в висках. Кажется, что даже глаза пульсируют от боли. Всё пошло наперекосяк.

      Но вода выключается, и я открываю глаза. Капля крови из носа падает на дно белокаменной раковины и расплывается в воде.

      – Надо приложить лёд, Шай.

      Я узнаю этого голос. Рейден. Лучше бы ему уйти отсюда и поживее. Этого ещё не хватало, чтобы сейчас обсуждать что-то с ним. Я не хочу его ни видеть, ни слышать, ни помнить. Но я, чёрт бы его побрал, помню каждую деталь его проклятого лица и аромат футболки.

      – Уходи, – бросаю я, выпрямляясь, хватаю полотенце и закрываю нос.

      Но он, словно не слышит. Ходит здесь в одних джинсах, да ещё хлопает дверцей холодильника.

      – Кто-то же должен о тебе позаботиться. Дай я посмотрю, – мягко говорит он.

      Прищуриваюсь и делаю шаг назад. Никаких прикосновений больше. Никаких.

      – Я сама.

      – Сама ты получила удар по носу, бабочка, – усмехается он, наступая на меня.

      Не надо ко мне прикасаться. Я не могу позволить ему дотронуться до меня. Он очень горячий. Каждый его отпечаток на моей коже въелся в неё.