Ксю. Алексей Слаповский

малые предприятия во время рецессии. А откуда рецессия? Кто задавил малые предприятия, граждане и товарищи? Знаете, на кого мы похожи? Сидят пещерные люди у костра и обсуждают, как сделать дубинки удобнее и убойнее. А в соседней пещере придумали лук и стрелы. Понимаете? И никто не спросит – а почему нам тоже лук не придумать или хотя бы позаимствовать? Нет! Своя дубинка ближе к телу! Так что, говоря народным языком, херней мы тут занимаемся. Втираем друг другу очки, изображаем деятельность. От папы, при всех его минусах, хоть какая-то польза, от вас, от нас – ноль. Вакуум. И вы меня смеете осуждать? Вы себя чувствуете ангелами? Мне смешно!

      Такую речь, хоть и не настолько подробную, успела я мысленно произнести за те полсекунды, пока смотрела в зал.

      Но не произнесла.

      Опустила глаза и начала читать доклад. Ровно, деловито, прилично.

      И дочитала. И почувствовала, что выдохлась, больше не могу здесь оставаться ни минуты. Доказала сама себе неизвестно что, пора и честь знать. Посмотрела на свои часы Tag Heuer Carrera (5 тысяч евро) и сказала Марголиной:

      – Извините, у меня самолет, боюсь опоздать. Если вопросов нет…

      – Есть! – тут же выкрикнул кто-то из зала.

      Марголина, не глядя в зал:

      – Все вопросы после докладов, смотрите программу. Будет общая дискуссия. Обсудим и этот доклад, а результаты выложим в свободный доступ.

      И мне ласково:

      – Да, конечно, идите.

      Так в школе отпускают в туалет: иди, деточка, иди.

      Я вышла.

      Вышел, конечно, и Петр Петрович.

      Мы сели в машину. Петр Петрович включил двигатель и обогрев, потому что машину выстудило, но не торопился трогаться. Догадался, что мне сейчас не нужно движения, нужно застыть и помолчать. И чтобы все застыло и молчало.

      Так прошло минут десять, не меньше, а потом я сама его попросила:

      – Поговорите со мной, Петр Петрович.

      – О чем?

      – Сами знаете.

      – Ты молодец, хорошо держишься.

      – Я не про это.

      – Все будет нормально.

      – Папу отпустят?

      – Нет. Дадут срок, но небольшой. Четыре-пять лет.

      – Это небольшой?

      – Учитывая обстоятельства, да. Сидеть будет мягко, на общем режиме. Скорее всего, пристроят куда-нибудь в библиотеку или в клуб.

      – Там есть клубы?

      – Целые оркестры собирают, спектакли ставят, даже футбольные команды есть и товарищеские игры. Межтюремные. Условия у Олега Сергеевича будут максимально комфортные. Со свиданиями, с перепиской. Может, даже телефон дадут. Так что считай, что папа в больнице. На карантине. Неприятно, но бывает и хуже.

      – А почему он? Почему именно его?

      – Никто не знает. Возникают ситуации, когда все виноваты. Кто больше, кто меньше. И даже не ситуации, у нас это вообще всегда. Перманентно. Но всех же не посадишь. Вот и выбирают. Как во время войны было: вся рота побежала от врага, решают – расстрелять каждого десятого. Чем этот десятый хуже других? Ничем. Он