Наши прадеды сеяли пшеницу, наши деды – то же самое, а еще свеклу и картошку, наши отцы – все это вместе, а еще варят сталь. И здорово варят! За эту сталь советское государство в свое время подарило нашему городу целую область. Стали мы областным центром и, надо признать, несколько заважничали. Когда же это государство приказало долго жить, мы тоже горевать не стали. С нашей-то сталью без советского государства не прожить!
И прожили. Вот только культурных достопримечательностей так себе и не завели.
Зато все остальное имеется.
Есть, например, на окраине одинокая роща серебристых тополей посреди поля. За тополями прячется огромный куб из красных кирпичей. Это один из наших двух вузов, бывший политехнический. Буквально в позапрошлом году его торжественно переименовали в университет. Первый университет в нашем городе!
Новорожденный университет жил ни хорошо, ни плохо. Ничего примечательно с ним не случалось, и потому два первых года его жизни лучше пропустить. А на третий год и началась эта история.
Здесь сразу нужно оговориться, что речь идет про времена, теперь почти доисторические. Тогда советское образование ускоренными темпами отмирало, а образование российское не спешило рождаться. Переход из школьников в студенты тогда еще не был оборудован современными удобствами вроде ЕГЭ, подготовительных курсов и всего прочего. Вместо всего этого имелось одно-единственное, зато очень действенное средство – репетитор.
Репетитором может быть школьный учитель, но лучше университетский. Быть репетитором – дело ответственное и сложное, оно по плечу далеко не каждому преподавателю, и оттого репетитор окружен почетом. Можно знать свой предмет назубок, или быть прирожденным педагогом, но – не быть репетитором. Чтобы стать им, нужно иметь неписаную, в чём-то даже мистическую, но понятную для родителей учеников репутацию. Эта репутация должна витать вокруг репетитора, и по ней должно быть ясно видно, сколько прежних его учеников поступило в вузы, а сколько не поступило.
Феде Горкину оставалось учиться как раз один класс в школе, когда наш технический вуз наконец-то отстоял в Министерстве образования свою давно взлелеянную идею готовить не только инженеров, но также экономистов, психологов и юристов. По этому случаю он открыл два новых факультета и провозгласил себя университетом. На Федю и его друга Максима, мечтавших стать как раз юристами, это не произвело большого впечатления. Им рисовался какой-то другой, далекий город и другая, прославленная Alma mater. Однако мама Максима, Лидия Григорьевна, рассудила иначе.
– Вуз наш не особо престижный, и факультет только открыли, – сказала она своему Максимке как-то вечером. – Конкурс здесь будет поменьше, особенно в первые несколько лет. Потом можно будет перевестись на другой факультет, какой хочешь. Главное – поступить.
И Максим стал готовиться к поступлению в наш бывший Политех. Даже пошел к репетиторам. Правда, эти репетиторы были так себе, а раздобыть других не было никакой возможности, потому что в нашем городе никаких юристов отродясь не учили. И Максим сел зубрить историю Отечества с английским языком, надеясь, что на юном факультете к нему не будут слишком строги.
Друг его, Федя, остался вообще без репетиторов. Способствовало этому три обстоятельства. Во-первых, по английскому он считался одним из первых учеников в классе. Во-вторых, славился своей везучестью при выборе билетов. В-третьих, происходил из семьи, которая отличалась некоторыми особенностями.
Родители его негласно считались несчастной парой. Отец был совершенно обычным инженером на заводе. Никакими заметными пороками он не выделялся, но почему-то пользовался у своей и особенно у жениной родни репутацией бестолочи. На него смотрели, как на нечто чужеродное и непутевое, а маленького Федю двоюродные братики и сестренки дразнили в детстве, что у него «папа-турка». Предубеждение это было тем страннее, что совершенно не выказывалось в отношениях, никогда не вело к ссорам. Федин папа отлично общался со своими зятьями, а их жены совершенно искренне хвалили его за любезность и обходительность. И тем более непонятно, откуда такое отношение взялось. Федин отец пил ничуть не меньше и не больше, чем прочая родня. Зарабатывал примерно столько же. Зарплату домой приносил. Полку прибить мог, кран в ванной починить тоже. Ничем он вроде бы и не выделялся из родни. Особенного в нем только и было, что работал он, как и его жена, инженером, и, следовательно, имел высшее образование. И еще – в отличие от жены – был совершенно непригоден к прополке картошки и прочим огородным работам.
Федина мама была добрым и отзывчивым, но не очень общительным человеком. Почти все самые близкие её подруги приходились ей родными сестрами. Мужа своего она очень любила и уважала. Федю считала на редкость способным и удачливым пареньком. Но с годами стала расти в ней какая-то подсознательная досада, какое-то подозрение, что жизнь к ней не совсем справедлива.