Он показательно соблюдал свою версию кашрута и показно курил по субботам, не снимая кипы. Он был очевидным политическим сторонником израильских крайне правых, но дружил и общался в основном с левыми. При всем его открытом противостоянии и презрении к российским авторитарным консерваторам в целом, он дружил, общался и защищал многих деятелей кремлевского лагеря, чётко отделяя неприятие идей и систем от симпатии или терпимости к отдельным их носителям. Он дружил и общался с Навальным и Потупчик, Невзлиным и Леонтьевым, Гусинским и Тимаковой – и никто не считал его ни конъюнктурным, ни всеядным, потому что с каждым из них и тысяч других он не был согласен, но был внимателен и странным образом добр. Среди больных, которым он помогал в своей благотворительной ипостаси, были и мусульмане, и сирийцы, которых в то же самое время он призывал “бомбить” (или к чему он там призывал) в своём знаменитом подсудном тексте, который и сейчас невозможно перечитывать без грусти и раздражения.
И да, он часто был невыносим, упрям, нетерпим и несправедлив, но даже тогда его способ аргументации, его базовая логика и ехидная интонация не менялись. В каком-то смысле он был московским раввином, не праведником, но учителем, занудой и сумасшедшим, местной достопримечательностью и третейским судьей, к которому все приходили за ободрением и советом, финансовой и иной помощью, и засиживались допоздна. И именно это место, эта ниша так и осталась в моём городе и поколении не занята, именно в этом была настоящая роль и предназначение моего друга Антона Носика, как говорят в этих случаях наши единоверцы, благословенна память о нём.
“Знаешь, день разрушает ночь, ночь разделяет день. Попытайся бежать. Попытайся спрятаться. Прорвись на другую сторону”.
Это поёт Джеймс Моррисон, солист американской группы The Doors, пионер психоделического рока. Вернее, Джеймс Моррисон ничего такого уже не поёт, потому что в 1971 году он умер в номере парижской гостиницы от передозировки чего-то внутривенного и похоронен на кладбище Пер-Лашез, а на могиле его написано: “KATA TON DAIMONA EAYTOY”. Но радиостанция “Решет Гимель” почему-то именно сегодня решила закончить свою ночную субботнюю программу двухчасовым концертом группы Doors, и раздолбанный длинноволновый приёмник на подоконнике сторожевой будки разносит звуки старой американской песни по склонам уснувших гор Шомрона, который, понятно, Самария.[21]
То есть я – здесь, в бронежилете с облысевшими застёжками, в каске с кожаным намордником, в поясе с двумя флягами и четырьмя магазинами