И тогда – неслыханная вещь – император телеграфирует о своем желании вторично прибыть в Киото, чтобы на прощанье хотя бы позавтракать с цесаревичем. Предложение принимается. Но, когда император снова в Киото, оказывается, что наследник не может с ним встретиться! «Врачи запретили» ему сходить на берег. И Муцухито пьет чашу стыда до дна: он поднимается на борт флагманского крейсера «Память Азова», где веселый и отлично себя чувствующий цесаревич угощает черного от унижения микадо шампанским…
Но и такого удовлетворения ему оказалось мало. Отрицательное отношение к японцам Николай сохранил на всю жизнь. Микадо, полагаю, ко всем русским – тоже. Как и все его самурайство, ведь с точки зрения бусидо тот позор, что вынужден был испытать их сюзерен, им надлежит смывать только кровью. Русской, естественно.
Короче, если японцев мы побьем, царь может запросто потребовать подписать мир с ними именно на борту «Памяти Азова». Символизм он обожает. Но это так, лирическое отступление.
На Дальнем Востоке цесаревич впервые осознал, кто он такой и какая судьба ему предназначена. Смутные планы, неоформленные мечты о распространении «славы белого царя» куда-то в азиатскую глубь роятся в его голове. Обстоятельства складываются так, что все этим смутным планам содействует. Вместе с немцами и французами Россия заставляет японцев отказаться от части плодов своей победы над Китаем. Затем по одному слову России циньцы уступают ей целую область. «Это так хорошо, что даже не верится», – кладет Николай II резолюцию на докладе Дубасова о занятии Порт-Артура…
Коротко о роли Витте. Он больше, чем кто-либо другой, первое время подталкивает Николая II если не к самой войне, то в направлении ее. Ему это было удобно и выгодно. Сам «финансовый гений» поднялся на реформировании российских железных дорог. Транссиб – великое достижение Николая, его отца и Витте. Причем во всех смыслах. Начиная с того, что Россия получила важнейшую стратегическую коммуникационную линию не только к Приморью, но и к незамерзающему порту у ворот Пекина. И заканчивая личным гешефтом Сергея Юльевича, который на этом всем дорос до министра финансов. До чего, по ходу дела, доросли его персональные счета во французских и бельгийских банках, история умалчивает. А без кредитного капитала Россия сама такой проект и в такие сроки не осилила бы. Хотя де-юре они и брались под другие цели, за дорогу платила казна.
Как известно, Великий сибирский путь строился рекордными темпами. Но когда Витте из кресла министра путей сообщения благополучно пересел в кресло министра финансов, перед ним оказался уже весь каравай. Занятый второстепенным – Дальним Востоком – царь не мешал ему и франко-еврейской банкирской клике распоряжаться главным – Россией. Но вскоре у всесильного министра финансов возникла проблема. В дальневосточных делах в частности и во влиянии на императора в общем появилась мощная