Впереди заискрился скованный льдом старик Ильмень. При виде его Олекса достал из дорожного чехла гусли, ударил по струнам и пропел:
В Ильмень-озеро девица слезу обронила,
В даль милого унесла ладья,
В даль далёкую, в даль тёмную.
Не придёт он к тебе боле, голубушка, не воротится,
Славных песен не споёт.
Он в могильном холмике лежит, во кургане, во степи неведомой.
Догнала его калёная стрела поганая,
Изронил он душу из тела.
– Нашёл что петь! – сердито проворчал посадник Павел. – У князя праздник, сына Господь послал, а ты печаль в душу ему сеешь.
– Спой-ка лучше нам, друже, песнь о славных храбрах, о сечах с погаными, – предложил Ставр.
– Да какую ж такую песнь? – смущённо пожал плечами зардевшийся Олекса. – Разве знаю я что? Друг у меня есть, Ходына с Клещина озера. Вот он песнь сложит – заслушаешься.
– Про Добрыню спой, Олекса, – попросил Мстислав. – А после про Ходыну расскажешь, не впервой имя се от тебя слышу.
Олекса послушно кивнул и тонким голосом запел о битве сказочного богатыря Добрыни с семиглавым змием.
…Отвечает ей молоденький Добрынюшка:
«Ай же ты Змея проклятая!
Я ль нарушил нашу заповедь
Али ты, Змея, её нарушила?
Ты зачем летела через Киев-град,
Унесла у нас Забаву дочь Путятичну
Без бою, без драки-кровопролитица».
Не хотела отдавать Змея
Без бою, без драки-кровопролитица,
Заводила с ним великий кровопролитный бой.
Бились-ратились они тут двое суточек,
А не может одолеть Змею Добрынюшка…[46]
Мстислав и посадник Павел хмуро переглянулись. С чего это вдруг Олекса вспомнил про Киев, зачем обмолвился о Путяте, верном Святополковом сподручнике? С чего вдруг занесло его столь далеко от Новгорода? Оба – и князь, и посадник – были достаточно умны, чтобы заподозрить в песне гусляра нечто недоброе, и потому ничего не сказали Олексе, и только Ставр, дождавшись, когда гусляр закончит петь, недовольно бросил ему:
– Думай сперва, о чём поёшь!
Олекса изумлённо вскинул густые светлые брови, но, похоже, так ничего и не поняв, промолчал.
– Ну, гусляр, теперь про Ходыну молви, – тотчас перевёл разговор на другое Мстислав. – Что он за человек?
– Ходына, княже, равно как и Боян, – великий песнетворец. Молод ещё, но поёт столь славно – залюбуешься. Великий дар Богом ему даден. Родом он, как сказывают, с Клещина озера, с малого села, был простым рыбаком. Но вот единожды зашёл в то село Боян, спел людям песни свои, и взял очарованный Ходына из рук его гусли и тоже спел. О крае родном, о людях, об озере, о реках, о птицах – обо всём, что окрест себя видел. И растрогала песнь юноши седого Бояна, прослезился он, обнял Ходыну и сказал: «Се есть великий певец». И пошёл Ходына по деревням и сёлам суздальским.