Нужна была третья попытка. Человек, кто бы он ни был, два раза поймав на себе чей-то любопытный взгляд, да еще и сопровождаемый улыбкой, не сможет не взглянуть в это сторону еще раз. И Агнесса убедилась в этой аксиоме, снова увидев устремленные на нее холодные глаза. Она недоумевала: хоть бы малейшая искра любопытства вспыхнула в них или дрогнул мускул лица! Ничего этого не было и в помине. Перед ней стоял истукан с лицом ничуть не живее вырезанного из дерева языческого божества.
Это вызвало у нее досаду и желание во что бы то ни стало добиться того, чтобы на лице этого деревянного идола появилась хотя бы слабая улыбка. Это дало бы ей пусть маленький, но все же шанс на то, что следующая встреча с этим отлитым из бронзы Аргусом окажется теплее.
Такую цель она поставила перед собой и поэтому не торопилась в Провен. Бланка была только рада этому – у нее нашлась приятная собеседница среди окружавших ее мужчин.
Что касается беседы с узником, то она (не без известного подарка со стороны правительства в виде двух замков) принесла желаемые плоды: Ферран Фламандский стал верным вассалом короны и никогда не изменял королю.
А Генрих III, как ни был этим раздосадован, все же не посмел порвать торговый договор: Фландрия платила ему за шерсть золотом и серебром.
Глава 11. Агнесса де Боже хочет любить
Тибо, казалось, и вовсе забыл о Шампани и своем дворце в Провене, этом обиталище муз, в лице прекрасных дам, страстных любительниц и покровительниц певцов и поэтов. Его мысли были заняты дамой его сердца. Как только Бланка оставалась одна, он тотчас спешил к ней, дабы усладить ее слух новыми признаниями в верности и любви, выражавшимися в стихотворной форме. Целыми днями Тибо только тем и занимался, что сочинял свои мадригалы, которые декламировал вдовствующей королеве.
Бланка, скрывая усталость, апатию, а порою и раздражение, молча, выдавливая из себя приветливую улыбку, слушала его. Нетрудно было понять эту женщину. Ей было уже далеко за тридцать – не тот возраст, чтобы с упоением внимать бесконечным и едва ли не однообразным песенкам, в каждой из которых молодой граф без устали восхвалял добродетели прекрасной дамы своих грез. К тому же она недавно родила последнего ребенка – сына Карла, будущего короля Сицилии и Неаполя, правление которого вызовет народное восстание, вошедшее в историю под названием «Сицилийской вечерни».
Тибо, безусловно, понимал, что становится чересчур назойливым, но ничего не мог поделать со своей любовью. Он обожал сидеть напротив Бланки, глядеть в ее глаза и, держа ее руки в своих, говорить ей о любви. Иногда, разумеется, он «переключался» и рассказывал весьма любопытные пикантные истории из жизни провенского двора, потом клял на чем свет стоит графов Бретонского и Булонского, а заодно с ними Лузиньяна, по выражению самого Тибо «ренегата без души и сердца». Это они заманили его, возведя поклеп на королеву-мать