Его взгляд медленно и угрожающе скользнул по ней, задерживаясь сначала на губах, с которых вдруг захотелось стереть вызывающе алую помаду, потом на горле, а после опустился на грудь. Стало совсем уж не по себе. Он рассматривал ее так… пренебрежительно и тщательно, словно размышлял, достойна ли она чести ползать перед ним на коленях.
Его губы презрительно кривились. Один уголок поднимался, словно он ожидал увидеть что-то лучшее. Марина тут же ощутила себя рабыней на невольничьем рынке. Ощущение было очень похожим на те, которые описывали в книгах. И пусть она понимала, что мешает авторскую выдумку с реальной жизнью, все равно не могла избавиться от мерзкого ощущения.
Начало казаться, что своим взглядом он медленно сдирает с нее одежду. Чувство было таким, словно она стоит перед ним совершенно голой, открытой, доступной. Выставленная напоказ. Уязвимая и беззащитная. А он продолжает придирчиво осматривать каждый сантиметр ее тела и, что самое главное – души, решая, подойдет ему такая наложница или нет.
В его глазах мерцали искры, и Марина была уверена, что мысленно, он уже придумал для нее что-то плохое. Какое-то унижение. Или что-то обидное. Она лишь ждала момента, когда он начнет издеваться.
Одежда сковывала и раздражала кожу, превращаясь в пыточное орудие. Рана на щеке ныла, проколы в ухе пульсировали, а дышать с каждой секундой становилось все труднее и труднее.
Затянувшееся молчание прервала директриса:
– Возможно…
Тонкие губы изогнулись в мрачную ухмылку:
– Возможно, вам следует делать все, что я требую и стараться угодить мне любым способом. От меня зависит, получите вы деньги или нет. От меня зависит, сохраните ли вы свое насиженное место. От меня зависит сможете ли вы вообще где-то работать не только в нашей стране, но и за ее пределами.
Он говорил медленно, растягивая слова. В хриплом низком голосе слышалось столько властности и самоуверенности, что не оставалось никаких сомнений: он привык, чтобы ему подчинялись. Во всем. Чтобы исполняли малейшую прихоть. Он явно ни во что не ставит тех, кто не может похвастаться миллионами. Наверняка, воспринимает всех людей по их заработку и положению.
И то, что он может помочь детдому, никак его не оправдывает. Марина была уверена, что он воспринимает их всех, как свой личный крепостной театр: все будут плясать под его дудку и делать то, что он прикажет, лишь бы не вызвать гнев барина.
Директриса быстро закивала:
– Конечно-конечно! Мы все сделаем, как вы скажете. Мариночка проведет для вас экскурсию, покажет, какие помещения прежде всего нуждаются в ремонте…
Он перебил, произнося с непривычным акцентом и глядя прямо на Марину:
– Идемте, Мариночка… – Очередная издевательская ухмылка изогнула его губы. – Я хочу здесь все тщательно осмотреть.
Марина приросла к полу. Не могла пошевелиться, скованная страхом и предчувствием неотвратимой беды.
Она покачала головой и, молясь, чтобы голос