С тех пор генетические исследования выявили определенное наследование таких состояний, как депрессия, синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ), аутизм, биполярное расстройство и шизофрения. Последняя рассматривается в первую очередь как заболевание, связанное с дисбалансом дофамина, и лечится дофаминергическими препаратами, а против депрессии, как правило, применяются медикаменты, поднимающие уровень серотонина. (Серотонинергические антидепрессанты приобрели популярность после знаменитого бестселлера Питера Крамера «Слушая прозак» (Listening to Prozac) и с 1980-х годов широко используются для лечения аффективных расстройств и тревожности.) Хит уже думал в этом направлении, но, поскольку нейромедиаторы, такие как дофамин и серотонин, еще не были открыты, его подход заключался в коррекции локального уровня активности мозга с помощью электрических стимулов. В этом отношении его исследования также можно рассматривать как раннее предвосхищение современных главенствующих психиатрических практик.
Но почему я никогда не слышала об этом первопроходце? Я регулярно писала о психологических расстройствах и исследованиях в психиатрии и годами не поднимала головы от психиатрических журналов. Но я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь сослался на Хита в разговоре. Никто не упоминал его исследования на конференциях. Я искала его имя в «Истории психиатрии», исчерпывающем исследовании историка Эдварда Шортера о науке разума от Бедлама до наших дней. В основном тексте Хит не упоминался ни разу. Он возник только в списке ссылок, где его фамилия была написана неправильно. Он превратился в Роберта Херта.
Затем я обнаружила некролог на Хита, опубликованный в New York Times. Он умер в 1999 году в возрасте 84 лет, после необычайно долгой карьеры профессора и заведующего кафедрой в Тулейнском университете в Новом Орлеане. Он царствовал над кафедрами неврологии и психиатрии в Тулейне с 1949 по 1980 год. Короткая заметка признавала его революционную работу о шизофрении и сообщала, что во времена «холодной войны» он был причастен к работе на Центральное разведывательное управление. В конце неожиданно шло перечисление гольф-клубов и охотничьих клубов, в которых он состоял, и его изображение. Это была старая фотография, напоминающая портрет какого-нибудь актера времен золотого века Голливуда: густые, блестящие темные волосы, лишь слегка тронутые сединой, привлекательное лицо с серьезным, вдумчивым выражением. Его взгляд говорил о том, что он знает что-то – существенное и важное, – чего не знает его визави. Иными словами, он был непостижим.
Я нашла в Интернете еще одну фотографию, черно-белую и такую зернистую, что ее, должно быть, отксерокопировали с какой-нибудь старой газеты, а потом несколько раз с копии. На ней был изображен человек очень преклонного возраста, полностью седой, в лабораторном халате,