Как нелегко, а порой мучительно трудно говорить о самом сокровенном, глубинном, что есть в нас. Мы трепетно оберегаем, заботливо лелеем в себе ростки доброго чувства – любви, привязанности, нежности. Боимся быть непонятыми или, хуже того, осмеянными и чутко охраняем свое душевное пространство от всякого грубого вторжения. Но, каждодневно обороняясь от наступающих на нас обыденности, пошлости, мы все глубже и глубже уходим в себя, замыкаясь на все «засовы». Да так крепко, что не в силах «отвориться» даже тогда, когда испытываем насущную потребность в этом. Подчас боимся проявления душевности, искренности, будто стыдимся или стесняемся чего-то.
Но иногда эта боязнь распространяется и на то, чего мы не можем и не должны стесняться, – на нашу сыновнюю и дочернюю любовь, особенно к человеку, подарившему нам жизнь, к маме. При этом мы, по-видимому, забываем или недооцениваем одну из самых очевидных и жестоких истин – время необратимо. Вырастая из коротких штанишек или торопливо убегая на высоких каблучках от косичек с атласными ленточками, мы не перестаем быть детьми наших мам. И айсбергами несправедливости становятся тогда все те многочисленные знаки внимания, которые мы могли бы оказать им, но не оказали. И никакие потоки самых горьких и покаянных слез не в силах смыть с души тяжкий груз вины за то, что недолюбили их, недосказали самого главного…
Только здесь, когда разлука в «полмира» унесла Сашу в далекий Афганистан и оставила один на один с иной средой, он, впервые затосковав до боли в душе по русским просторам, по отчему дому, в письме признался маме в любви. Вот только в этой весточке с войны, хоть и между строк, было горькое предчувствие беды. Видимо, судьба уже витиевато расписывалась в воздухе изящной ручкой…
«Мама, здравствуй, моя родная! Вот решил написать тебе письмо… Я все нахожусь под впечатлением твоей фотографии. Я от тебя редко что скрывал. И сейчас хочу сказать правду. Ты, мама, здорово изменилась. Похудела, стала грустной, только глаза остались те же, ласковые и добрые, как раньше. У меня по-прежнему все хорошо, только по вам всем очень скучаю… Ну, пока все. До свидания, мамочка! Очень жду нашей встречи, на ужине с блинами… Ваш Алфимкин».
Письмо от Саши было написано 30 ноября 1986 года. А уже 1 декабря его не стало. Вот что удалось узнать от очевидца тех событий о последних часах жизни пограничника.
– Нелегко было ребятам в этом бою. В тот декабрьский день застава, пулеметчиком которой был Александр, шла в головном охранении колонны. В горах притаились душманы, они видели цепочку наших солдат и ждали подходящего момента. На входе в кишлак Саша первым заметил неладное. Наверное, он мог рвануть