– Твою ж…
– На пол! На пол!
Падаю вниз. Я больше не могу так. Я устала. Хочу есть. Пусть меня уже убьют, что ли, а то надоело всё происходящее невероятно.
– Герман? Ты что… где леди Реджина?
Тяжело вздыхаю и поднимаю руку вверх.
– На месте. Привет, Калеб. Как же я вас всех ненавижу, – бормочу, приподнимаясь на коленках, и ползу к дальнему углу.
– Какого чёрта здесь происходит? Кто вы все, мать вашу, такие? – визжит Инга.
– О боже, здесь ещё один! Фердинанд! Какого хрена-то? Смерти захотелось?
– Спасибо, Герман, услужил. Пока ты не пришёл, всё было нормально. Ты привёл к нам стрелка и всю команду Дерика. Супер…
– Закрой рот, я всё объясню…
– Сначала мне объясните, почему мой дом превратили в шоу с элементами лёгкой порнушки? Эй ты, козлина в чёрном садомазо прикиде, живо слезь с дивана! Это какое-то извращение! Он бежевый, мудак! Я только поменяла обивку! Слезай, иначе я тебе в задницу табурет засуну!
Устало прислоняюсь к стене, слыша продолжающуюся ругань, крики Инги, попытки Мег успокоить её, возмущения Калеба, оправдания Дина и Германа. Среди всего этого шума я сижу тихо. Моя ладонь ложится на живот, и в этот момент я словно просыпаюсь. Горло сдавливает от подступающих горьких слёз.
– Прости меня, ладно? – шепчу. Слеза скатывается по щеке.
– Прости за то, что я сказала тогда. Ты родишься… я… была в панике, понимаешь? У меня ужасное прошлое и паршивая родословная. Я постараюсь, идёт? Ты там сиди пока, а я как-нибудь с этим всем разберусь. Это всё из-за меня. Я не знаю, что мне делать. Мне плохо очень, я же столько гадостей наговорила твоему папе. У тебя есть папа… если мы ему не нужны… ты… ты не нужен, то я… обещаю, что мы справимся. Он хороший, когда спит клыками к стенке. Очень хороший…
Всхлипывая, глажу свой голодный и урчащий живот. Это всё последствия стрельбы и очередного сумасшествия в моей жизни. Я говорила, что смирилась с беременностью, но нет. Только сейчас я ужасаюсь тому, что могла придавить ребёнка или как-то помять внутри. Я мало что знаю о беременности. Не интересовалась. Не думала, что со мной это случится.
Я больше не различаю шумно или нет в доме, что там делают все присутствующие в нём люди, поймали стрелка, или есть ещё угроза. Я просто абстрагируюсь настолько сильно, что под ладонью ощущаю свой пульс. На животе, вообще, может прощупываться пульс? Понятия не имею, но чувствую его, вспоминая, что теперь я, как матрёшка. Внутри меня ещё одна куколка. От этого становится и смешно, и грустно.
– Я боюсь, понимаешь? Просто боюсь, что не справлюсь. Знаю, что у тебя есть тёти, но а я как? Ты теперь самое важное для всех, а я сосуд… не хочу быть бестелесным, бесчувственным сосудом. Мне больно… и страшно. Прости меня… я не хочу быть слабой и что-нибудь придумаю. Может быть, нам не так плохо будет в Альоре. Это же твоя страна, и я тоже люблю её. Но вряд ли нас туда пустят. А что с тобой будет? Я хочу дать т�