С его спасённым от стихий семейством,
Тот День восходит, движимый зимой,
Над городами белыми Бореи.
Передувает млечные пути,
Где мы спешим внутри земного мира.
А над домами вечный ход летит —
Плывут Волхвы к Звезде неумолимо.
И к нам, в тенёта, сходит лёгкий свет,
От высших сфер и от преддверий Рая.
Волхвы несут торжественно ковчег
И звёздный плащ над миром расстилают.
Мать-и-мачеха
Ходим по воду к колонке в феврале.
Мама льды полощет в ванне на дворе.
На верёвках мёрзнет стылое бельё.
Ветер детство по снегам стрижёт моё.
Никого его сильней на свете нет.
Всё же – ветер всюду лишний человек.
Я – детёныш – рождена между людьми.
По сусекам наскрести бы как любви?..
Вот сдадут они меня – чуму – в детдом…
Встала бабушка – не сметь! – с двойным перстом.
Но молчи – там, под подушкою, ремень.
Эта бабушка прожженная – кремень.
По-расчётному считает маме дни.
Бережётся мама, тихо время длит.
По корыту среднерусской колеи
Одногодочки косматые мои —
Все мы вместе по весне – деньки из дней —
По поповникам оврагов и полей.
Вот склоняюсь бестолковой головой
Над ладошкой мать-и-мачехи двойной.
И срываю самой жизни злую суть.
Мать-и-мачеху я матери несу:
– Погляди, её потрогай – холодна.
Это внешняя, на солнце, сторона
Зелена. А та, к земле, белым-бела.
Хоть к сырой, холодной, а мягка, тепла.
Я ребёнок. Я спрямка. Мне ль понимать?
Говорю: – Вот это мачеха, вот – мать.
Как же радостны весной её цветы.
Хоть они, как суть, предательски желты.
Мама губы сжала. Промолчала мама мне.
Мама льдов наполоскалась во дворе.
На ночь бабушка берёт большой топор.
С топором идёт-бредёт она на двор.
Там не вор, не тать, а звёзды. Может быть,
Будет бабушка всю ночь дрова рубить,
На Луну глядеть, а после – на зарю.
Говорит она: – Дрова колоть люблю.
С сорок третьего люблю…
Всё может быть.
Вся Россия шла тогда дрова рубить.
«Только раз, – поют, – цветут у нас сады…»
Эшелоны шли тогда во тьму беды.
Чёрный ворон – над посёлком – почтальон.
– Ты летай, – кричат ему, – хоть через дом!
– Не сойти бы только, бабоньки, с ума.
Тяжела она – почтовая сума.
Не от писем-птиц, со Сталиным газет.
Птицы лечат. Похороночек брикет —
С тех камней очугунела голова —
Документ судьбы о четырёх углах.
Вот он – вдовий пятистенный тесный дом.
Пятый угол – локотку широкий стол.
Смотрит бабушка застывшая в окно —
Много снега почтальонам