Дума встретила выступление Словена гробовым молчанием. Довбуш неопределенно хмыкнул, покрутил круглой головой, но ничего не ответил и стал опрашивать остальных. А Словен сидел в самом прескверном настроении и размышлял над тем, каким образом стадное чувство смогло увлечь его и повести вслед за гаволянским и лютичским князьями, хотя он и не хотел этого. Но сколько ни раскидывал своим умом, ни к чему путному не пришел, начал слушать очередных выступающих, но плохо понимал и кое-как досидел до конца заседания Боярской думы.
После окончания его в коридоре остановил Довбуш:
– Ну что ж ты, Словен? А я так на тебя надеялся…
Словен пожал плечами и ничего не ответил.
Они вышли на улицу. Был один из таких тихих спокойных вечеров, которые выдаются после жаркого дня. Князья с удовольствием дышали свежим, прохладным воздухом.
– Однако мы засиделись, – произнес Довбуш…
– Мне кажется, можно было ограничиться выступлением князей, а воевод и тысяцких послушать в другой раз.
– Нет, пусть выскажутся все сразу. Когда человек выльет то, что у него накопилось внутри, с ним легче работается. Пусть говорят!
– Но какие разговоры! Все недовольны, все требуют, всем что-то надо! Эдак они тебя скоро разорвут на части!
– А мне себя не жалко, – с усмешкой проговорил Довбуш. – Пусть дерут!
– Смешного мало. Как я тебе и говорил, каждый тянет одеяло на себя. Как бы Руссинию не разорвали! Я сегодня воочию убедился, что зря ты увеличил состав Думы. Начальники великокняжеской дружины затерялись среди представителей мест. Именно они заправляют теперь в Думе, а их поведение никак не в пользу единства страны.
– Я это предусмотрел заранее и выработал для себя положение, которым и буду руководствоваться в управлении государством.
– И какое же положение?
– Во время долгих размышлений в Галкино я пришел к выводу, что в природе и в жизни человека действует правило, которое можно выразить двумя словами: взаимодействие и противовесы. Приглядись: лету противостоит зима,