Дверь в спальню закрыта не до конца. Ника прижалась к щелке, наблюдая за происходящим. В комнате темно, слышны только женские стоны, шелест постели и тихое поскрипывание кровати. Гибкий человеческий силуэт, восседающий на постели, чуть откинулся назад, застонал еще сильнее:
– Я сейчас… сейчас…
Ей ответил напряженный голос отца:
– Я тоже…
– Папа?!– Ника отшатнулась от двери. Скрип и стоны замерли. Силуэт повернул голову:
– Кто это? Ты же сказал, что один…
Ника спряталась за стеной. Она слышала торопливый шорох одежды и тихие переругивания между Арцыбашевым и женщиной. Свет в спальне включился, и отец, в наспех застегнутых брюках, вышел в коридор.
– Ты что тут делаешь, Ника?– строго спросил он.– Тебе давно пора спать.
– Мне не спится,– боязливо ответила она.– Мне снились кошмары.
– Где Варвара? А, черт с ней…– Арцыбашев схватил ее за руку и потащил в детскую.– Быстро спать!
– Кто у тебя? Балерина?
Вместо ответа – грубый толчок к кровати.
– Ложись под одеяло и закрывай глаза. И больше ничего не спрашивай. А с Варварой я еще поговорю…
Арцыбашев вышел, громко хлопнув дверью.
– Ты куда?– спросил он кого-то.
– Домой поеду,– язвительно ответил женский голос.– Засиделась в гостях.
И череда быстрых шагов в сторону гостиной.
– Вика, подожди!– крикнул Арцыбашев.– Вика!
Потом все стихло.
Ника лежала и думала о случившемся. Ее отец привел домой чужую женщину. «Но маму ведь он не любит,– говорила ее простая логика.– Значит, полюбил другую?»
Ответ казался девочке очевидным, но неправильным. Было в этом что-то грязное – чужая женщина в постели, где совсем недавно спала и отдыхала мама. И отец волновался о ней гораздо сильнее, чем о матери. Ника долго ворочалась, ломая голову над такой простой для взрослых загадкой, но усталость постепенно взяла свое, и девочка заснула.
– Доброе утро, моя прелесть!– в детскую вплыл приятный, пожилой женский голос.– Пора вставать!
– Не хочу…– простонала Ника, не разжимая глаз. В комнате стало светло – женщина убрала шторы. Шорох ее юбки стал ближе.– Иди-ка сюда…
– Нет…– Ника открыла глаза, и увидела доброе, морщинистое лицо своей бабушки по отцу – Софьи Петровны. Женщина поцеловала ее в одну щеку, потом во вторую, а потом («Ну хватит, бабушка!») в носик.
– Папа говорил, что я приеду?– спросила она, отпустив внучку.
– Да.
– Горе ты мое луковое… Ну, вот я и приехала,– женщина поднялась, расправила юбки.– Давай-ка вставай, умывайся-одевайся, а я пока посмотрю, как там мой сыночек поживает.
Ника послушно кивнула. Она смущалась бабушкиных «сюсюканий», но в то же время они ей безумно нравились. Софья Петровна, носившая немного старомодные платья и укладывавшая седые волосы в строгий пучок, походила на милую старушку-экономку.
Хмурый и не выспавшийся, Арцыбашев пил кофе