Цезарь побежал первым.
Флавий пристроился четвертым или пятым и несколько кругов вокруг ограды держался в общем строю, но потом стал отставать. Несмотря на ранее утро, солнце припекало нещадно. Пот градом катил с него, вызывая мучительную боль в исполосованной спине. Он начал быстро уставать и на шестнадцатом круге уже плелся позади всех. Сказывался возраст и отсутствие тренировок. Да он никогда и не бегал особенно быстро. Зато в беге на дальность он был неутомим и на марш-бросках никогда не скисал.
Когда Бомба, стоя на финише, показал табличку с номером 19, Флавий понял, что ему улыбается малоприятная перспектива остаться без завтрака, но не смог бы прибавить и шагу, даже если бы от этого зависело спасение его души. Оставалась единственная надежда, что кто-нибудь выдохнется раньше него.
Впереди него с трудом бежал Публий. Обернувшись, он крикнул:
– Синьор Флавий! Бегите вперед! Я приду последним!
– Не надо жертв, юноша! – сердито сказал Флавий. – Бегите живее и не оглядывайтесь!
Молодой человек прибавил ходу. Флавий старался держаться за его спиной и вдруг увидел, как из группы бежавших отделился один человек и упал на обочину, держась за живот. Каждый из пробегавших награждал его пинком. Пробегая мимо, он узнал Цицерона.
– Это все из-за тебя… гад… – прошептал тот.
– Слушай, друг, – сказал ему Флавий. – Я обломал рога многим похожим на тебя. Не старайся пополнить мою коллекцию. Если я узнаю, что ты плохо говорил обо мне или грозился, видит Бог, что «Кресты» покажутся тебе раем, по сравнению с той жизнью, которую я тебе устрою здесь, и, пнув его ногой, он побежал дальше.
Увидев, как он выбежал из-за угла барака, Бомба разразился руганью и стал уверять всех, что на большее, чем мытье туалетов и драки он не способен. Когда же приплелся жалкий и избитый Цицерон, он еще больше разозлился и даже съездил ему кулаком по физиономии.
На завтрак выдали по миске овсянки с каким-то прогорклым маслом. Ложки в этом заведении, вероятно, считались непозволительной роскошью. Флавий с грустью вспомнил шикарный ужин, который ему закатил Валерьяныч и подумал, что этот подлец, наверное, неплохо знает людскую психологию. Он бросил взгляд на товарищей. Все, зажав миски между коленями, усердно зачерпывали полные пригоршни. Цицерон, съежившись сидел в углу. Он был похож на побитого пса. Флавий свистнул, Цицерон живо поднял голову.
– Иди ешь, – сказал Флавий.
Цицерон подбежал, схватил протянутую миску и с жадностью принялся набивать себе рот, время от времени бросая заискивающий взгляд на Флавия, взгляд, в котором светилась рабская покорность и немое обожание.
После завтрака им раздали мечи, изготовленные из резины, в которую был утоплен металлический стержень и щиты из плотного полистирола. Подошел учитель фехтования, которого Бомба называл герром Шнутке, а гладиаторы прозвали Цаплей. Это был напомаженный длинноногий субъект с кривым носом и манерами пэра Англии. Ходил он, прихрамывая, и имел привычку, останавливаясь, поджимать правую ногу, так