– Повторить бы не под себя то, что я уже сделала в трусы, – ухмыльнулась Агафья, кривя рот. – Когда ногой в живот пнули. Ты тому однорукому козлу, что у дверей сидит, передай, что за мной должок. Я его собственными кишками накормлю, когда выберусь.
– Если выберешься, – поправил ее Сергеев.
– Сомневаешься?
– Сомневаюсь. Ну что мне стоит тебя пристрелить? Или отдать приказ тебя пристрелить?
Агафья рассмеялась. Она уже подстроила дыхание под его ритм и осторожно нащупывала нить разговора.
«Доверительного разговора, – подумал Сергеев, – теплого, как парное молоко. Как губы матери. Даже интересно. Неужели одна методика?»
– Ты же не убиваешь женщин и детей.
– Да? – спросил Сергеев. – Серьезный аргумент. И ты права. Я действительно не убиваю женщин и детей. Без крайней необходимости. Догадайся с трех раз – есть сейчас такая необходимость или нет? Да и ребенок ли ты? То, что ты женщина, я вижу и слышу. Тебе сколько лет, красавица?
– Если я скажу двенадцать – ты не поверишь?
– Я не поверю.
– А правду я тебе все равно не скажу.
– Дело твое. Я просто так, к слову. Про то, что я не убиваю женщин и детей. Чтобы не было иллюзий.
– А как тебя зовут? – спросила Агафья. – Имя у тебя есть?
– Михаил.
– Хорошее имя.
– Не жалуюсь. Привык.
– Ты зачем пришел, дядя Миша? Спрашивать?
– Была такая мысль. Интересно мне с тобой побеседовать, племянница.
– Грозить будешь. На ремни порезать пообещаешь.
Она не спрашивала, скорее утверждала.
– Знаешь, Агафья, – сказал Сергеев, доставая из кармана сигареты, – есть столько способов тебя разговорить, что ты сама удивишься, если пересчитаешь. Можно, конечно, и на ремни нарезать, если совсем ничего больше не умеешь. А можно и без глупостей. Как тебя, кстати, звали до Агафьи? Алла? Анна? Алина?
Она молча смотрела на него с пола, сверкая глазами недобро, но почему-то весело. Отчаянно весело. И Сергеев подумал, что разговорить ее будет труднее, чем он всем своим видом показывал. Гораздо труднее. Но девочка об этом пока не догадывается. Или все-таки догадывается?
– Агафья, – произнесла она медленно, тщательно отделяя звук от звука, словно предварительно разжевывая слово, и улыбнулась, показывая перепачканные кровью мелкие белые зубы. – Это имя у меня такое – Агафья. Понял, дядя?
– Пусть, – сказал Сергеев равнодушно, – хорошее имя, ничуть не хуже любого другого. Курить хочешь, племянница?
– А ты дашь?
– Дам. Мне не жаль. Детям, конечно, курить вредно, но тебе дам. Тебе уже не повредит.
Агафья рассмеялась звонко и громко, отчего съехала спиной по стене и завалилась на бок.
– Тебе что смешно, – спросил Михаил, вставая, – что курить вредно? Или то, что тебя ребенком назвали?
Он рывком усадил ее поудобнее, вставил между разбитых губ сигарету и щелкнул зажигалкой.
Это