Мужчину усадили на носилки, он сразу же стал заваливаться, врачи уложили его и начали крепить ремнями. Вокруг сгрудились люди, мне стало плохо видно, и я вылез из машины, чтобы поближе рассмотреть. Пациента скрутила судорога, и один из фельдшеров повернул ему голову набок, прижав щекой к носилкам, открыл ему рот. Оттуда вылилась темно-бордовая, густая, вязкая жижа, она блином растеклась у лица больного и тонкой струйкой начала стекать с края на колесо носилок, словно сироп. Мужчина дергался, фельдшеры оторопело смотрели на растекающуюся глазурь так, словно не понимали, что это такое. Мне даже на расстоянии стало очевидно: это не кровь. Жидкость парила серым, словно дым.
Пациент перестал дергаться и замер. Один из врачей тут же начал его откачивать – делать массаж сердца, другой пулей метнулся в автомобиль, принес мешок Амбу для ручной вентиляции легких. Окружившие их зеваки отпрянули назад, спрятав рты под масками. Пока шли реанимационные мероприятия, я заметил, что нечто, вытекшее из тела умирающего пациента, соскользнуло не только с носилок, не оставив там и следа, словно стекало по жирной поверхности, но даже с колеса. Теперь оно медленно двигалось в мою сторону. Я включил камеру, направив ее на ползущий глянцевый блин, и стал подходить ближе.
– Что ты такое? – спросил я у блина.
– Отойдите от этого! – заорал кто-то. Я поднял глаза (и камеру). На меня смотрела та самая женщина в шали, которая ругалась с врачами. Мероприятия по спасению ее коллеги продолжались. Она отделилась от группы и подошла ко мне, аккуратно обходя пятно на шершавом асфальте.
– Вы знаете, что это такое?
– Понятия не имею, и именно поэтому не надо это трогать.
– Что произошло с вашим коллегой?
– Если бы кто-то знал, – ответила она, – он приехал сегодня на работу, прошел врачей и готовился выходить на линию, как вдруг посерел