Ксения
Семейные предания упоминают о том, что еще в первую войну Фрол хотел было продолжить наступление на Константина, но затем от этой мысли отказался. Он сознавал, что удавшееся в Лесу повторить на открытом пространстве будет не так-то просто. К тому же значительная часть армии Константина в несчастливом походе не участвовала, а значит, и не была деморализована. Наконец, у Фрола не было своей обученной армии. За ее создание он и взялся прежде всего.
В лето пятидесятое светлейшего Константина женщина, готовившая для епископа Феофана пищу, именем Ангелина, понесла во чреве своем и спустя девять месяцев родила. Выйдя на Главную площадь, она объявила во всеуслышание, что отец ребенка – Феофан.
И пришли к Феофану люди Константина и сказали:
Не печалься, о епископе, ибо это дело житейское. Жизнь без женщин трудна, и чего только не случается в час приготовления пищи. Князь наш мудр, он не ставит тебе этого в вину, а, напротив, зовет тебя во Дворец для доверительной беседы. Что до Ангелины, чье житие никогда не было ангельским, то он, поверь, заставит ее отречься от обвинений.
Епископ же Феофан отказался идти к князю, сказав:
Женщина говорит неправду, я же уповаю здесь не на князя, а на Господа нашего Иисуса Христа, Которому ведомы все людские дела и помышления.
Его слова заглушались криками с улицы, требующими для островитян другого епископа.
Получив ответ Феофана, князь Константин пожал плечами и поступью справедливого вышел из Дворца к толпе. Некоторое время молча смотрел на нее. Люди кричали ему, что не могут целовать епископскую руку, которая ласкает женщин. Начав говорить, он как бы задохнулся от праведного гнева и выразил собравшимся свое понимание. По малом же времени с усилием овладел собой и сказал, что нельзя ничего предпринимать без расследования. Толпа благословляла его мягкосердечие, но требовала привести для разбирательства всех участников свершившегося, и все они, включая двухнедельного младенца, были приведены.
Чтобы доказать свою правоту, Ангелина сообщила, что у епископа на левом бедре большая родинка. Немедленно был вызван епископский банщик, который подтвердил наличие родинки. И наступила тишина, ведь до слов банщика многие еще надеялись на оправдание Феофана.
Феофан же молчал и молился.
Против тебя, о епископе, выдвинуты тяжкие обвинения и весомые свидетельства, сказал Константин. Чем ты на них возразишь?
Возражу не я, но младенец, ответил Феофан, и в толпе раздался смех.
Боюсь, что его свидетельство будет не всем понятно, предположил князь Константин, который не смеялся. Будет понятно лишь тем, кому от роду две недели.
Но старец подошел к младенцу и воззвал к нему громким голосом:
Во имя Сына Божия Иисуса Христа скажи мне, мой ли ты сын.
И младенец ответил ему внятной речью:
Нет, епископе, я не твой сын.
Так