И вернулся он на небеса к Матери своей, которую любил и ценил больше жизни своей.
– Ты должен вернуться на землю и найти то, что ты искал, но так и не нашел – гармонию с самим
собой, признание, и когда ты будешь везде принят и твой талант будет на расхват – ты все это
можешь.
– Да, мама, ты права, я верю твоей разборчивости. Я вернусь обратно на землю. Но я так не хочу
возвращаться туда, и не хочу утратить твоего присутствия.
– Нет, больше всего ты боишься быть отвергнутым. Взгляни на своего брата, он остался на земле,
обзавелся семьей и стал хорошим трудящимся.
Скатился он громом с небес и сразу, как только шаг его остался на земле, Франц двинулся он в
публичный дом и познал тело мужчины, когда занялся любовью с мужчиной легкого поведения и
был он испещрен могуществом и сливочный рывок в конце объял его необъятное желание и
угасло на время влечение.
Но возжелал он еще познать женщину и сократилась она достоинством перед ним и пала на
колени и совершила оральный ритуал. И это, шептала ему мама с небес, не совсем то, что он
ищет. И не послушался он ее.
– Родители земли не ругайте то, что понять не смогли, ваши дети уже давно не ваши рабы! —
кричал он гулко на улицах.
– Чего ты повздорил сам с собой? – спросил его брат.
– Нет, ты только подумай, люди делят себя на сочетание между мужчиной и женщиной, но права
женщины быть с женщиной или мужчины с мужчиной ни у кого нет.
И хватило ему сполна этих опытов и занялся он музыкой и писал то, что видел в свечении луны, в
своих чувствах, в дороге. И писал он фортепианные концерты.
И узнала полиция о том, что Франц якобы гомосексуалист, причем открытый. И отправили его
лечиться в психиатрическую клинику и думал он, в чем отличие свободы человека от его
несвободы – в каких точках можно найти их различие. И познал он, что для человека свобода
отличается от несвободы в том, что на свободе он ест то, что хочет и когда хочет, тоже касается
занятия любовью, хождения в туалет. Но ведь в психушке можно читать, можно сочинять сколько
угодно, потому агнец не мог понять в чем ее ужас, но познал уродство человеческой свободы. Если это, конечно, не психушка с криками и
воплями, куда он попал позже – это совсем другое дело. Только сны о Марии его спасали и не
отпускали – верная и сердитая любовь, которая изредка ликует глазами бешенного носорога. Ему
снилось, как она растрепанная рассеянно его зовет и эхо наслаивается на ее нежный голосочек.
Но он не хотел быть с ней, а только желал внимать ее как бело-желтую звезду на небосводе —
такую отдаленную…
Когда его выписали из психиатрической больницы, он пошел рыскать в поисках свежей сладости.
Кроме того, что он писал романы, сочинял музыкальные этюды,