Сегодня ходили с Георгием Марковичем по Омску, знакомились еще, были на Иртыше. Погода здесь отличная, по Иртышу у пляжа юлят взад и вперед парусники… А сейчас я сижу перед зеркалом и любуюсь своей физиономией в погонах и очках, с залысинами, и грущу тобой, милая моя женушка. Вопю: пиши мне. 2 часа, 10 мин. 23.9.63
Милая Иринушка! Сейчас все спят. Я дневальный. Уже около 2-х ночи. Я один бодрствую, и ты со мной, и никто не мешает мне быть с тобой, моей любимой девочкой.! Целую!
25.09.63.
Милая моя девочка, голубушка моя. Как я тебя люблю. Видишь, я научился писать и писать про любовь, хотя это мне не привычно, но как-то не могу удержаться. У нас много старичков, и они как-то тихо, скромно относятся к своим женам. Молодые украдкой пишут и меньше говорят. Я, как только освобождаюсь, сразу о тебе вспоминаю, и хочется тебе написать и поговорить. Я лежу обычно после обеда на койке, а в окно видно пасмурное небо и деревья какие-то длинные и тонкие с холодными серыми листьями. Окна большие, узкие и высокие. И я вспоминаю тебя. Над нашей казармой взлетная трасса, и когда очень сильно ударит звук реактивных, я вспоминаю тебя почему-то… А когда я занят, т. е. учимся, не успеваю думать ни о тебе, ни об осени. Это даже здорово, что не все время мучаюсь тобой. Это не только солдатская скука на чужбине, как обычно бывает, это больше. Я ни о ком не вспоминаю с болью, как-то так, что самого немного жалко. Я бы больше написал про грусть, но ты у меня дурная, скуксишься и будет тебе плохо. Ладно, так переживу.
У нас здесь так, что я ожидал худшего. Одели в ХБ и дали теплое нижнее белье, которое лежит у меня под подушкой, т. к. мне жарко в нем. Кормят три раза и очень отменно. Сегодня и каждый раз: в 7–30 каша, масла гр.50, чай, сельдь, 2–30 – суп, каша, компот, в 7–30 веч. – каша, рыба, чай. Я объедаюсь, давно так не ел, разве только у вас да дома. На субботу и воскресенье уже получил увольнительную, схожу – проверю, как мои чемоданы (4) лежат на вокзале в камере, поброжу по городу, посмотрю Омск. Времени у нас свободного достаточно, так что я даже кое-что читаю, бреюсь и вообще – положительный. Только вечером смотрю на тебя и скучаю. У нас радуются, что осталось меньше 90 суток. В казарме у нас чисто, есть даже телевизор, много книг и картежников. Жизнь эта очень нормальная была бы для учебы, если бы еще тебя ко мне. Меня даже радует, когда по асфальту дробный, мощный шаг колонны, и меня даже не возмущают брюки (вид сзади), которые почему-то раньше напоминали лошадей.
Иринушка моя, письма тебе, наверное, не нравятся, так как они сухи и без юмора. Но что-то юмору нету и время берегу для книг. А тебе хочу все написать, чтобы ты чувствовала все вокруг меня, и какие люди… Ты бы поудивлялась, поисправляла полковников, которые смешно выражаются и смешно говорят. Другие спрашивают примитивно и строго, от и до. А есть серьезный один такой, и весь движение, и темперамент, увлекается… дорого ему стоят лекции, но так как он серьезный и член партии, и сознательно настаивает на всех армейских