– Быстренько одевайте всю эту сбрую и начнем, а то, – доктор сделал наигранно страшные глаза, – навсегда останетесь в Юнькиных телах! А ваши родные придется выбросить на помойку. Не все еще в нашем мире подвластно медицине, уж поверьте мне. Торопитесь!
Он опять достал зеленую трубочку, которая потемнела и с концов стала почти черной. Было понятно, что с ней что-то происходит, и супруги, неожиданно и полностью поверив доктору, стали лихорадочно разбирать ременные подвески и примерять на себя. Полностью поглощённые сложной задачей одевания, и Люк, и Наташа обменивались лишь односложными фразами, типа: «Подтяни вот здесь, а то провисает» или «Как ты, нормально?» и тому подобными.
– Прям как в космос собираемся, – мрачно пошутил французский муж, застегивая последний карабин на ремнях и свободно качнувшись на перекладине тележки. Наташа не доставала до крюка, и доктор пододвинул ей маленькую скамеечку для удобства. Наконец, они оба повисли, как на качелях, и уставились на хозяина кабинета.
– Теперь что? – спросил Люк.
– Теперь? Уф! – радостно пыхтя, пробормотал доктор. – Теперь домой! В родное тело! Ух!
Он схватил тележку и подкатил ее к первой, на которой висели тела молодоженов в горнолыжных костюмах. Он аккуратно подогнал обе конструкции как можно ближе друг к другу и суетливо забегал вокруг, что-то придвигая и подстраивая. Люк оказался прямо напротив своего второго, точнее первого, тела и увидел свое лицо, как в зеркале. Оно казалось и чужим, и родным одновременно. Внезапно его стала пробивать легкая дрожь.
– Плюньте на свою правую руку оба! – раздался властный голос хозяина кабинета, и молодые люди непроизвольно повиновались.
– А теперь возьмите и поздоровайтесь сами с собой, пожмите руки!
Люк вздрогнул и наискось протянул руку безжизненному телу напротив. То же самое делала и Наташа, безвольно подчиняясь резким приказам. Дотянуться до рук висящих тел было несложно, но как-то жутко, и она заплакала, молча глотая слезы.
– Возьмите же руки, крепче, еще крепче, а теперь – закройте глаза!
Люк зажмурился так сильно, что заболели веки, и вдруг на него нахлынуло то же, что он испытывал, лежа под рогожным кулем в мастерской у Юньки. Он рассыпался на мелкие куски, которые, клокочущими потоками струясь с разных концов тела, слились в один и устремились к зажатой ладони. Она стала нагреваться, покрываясь скользким потом, и Люк почти потерял сознание. Точнее, ему казалось, что он перешагнул предел ощущений и разум его скользил в мутной и вязкой жиже по живому изгибающемуся тоннелю. «Как в канализации… почему-то мелькнула мысль. – Даже звуки те же.»
***
Неожиданно он услышал голос доктора, но совсем с другой стороны.
– Открывайте глаза, оба!
Люк открыл глаза и от неожиданности аж крякнул. Нос к носу с ним покачивался он сам с полуприкрытыми остекленевшими глазами. Точь-в-точь как висельник на эшафоте, даже язык