– Элиан, если бы ты знала, как тяжело смотреть на душевные страдания и муки собственного ребенка. Еще ужаснее, когда не знаешь, как ему помочь. Нам не под силу перейти в другой слой параллельного мира. Твой разум, даже если он в миллион раз умнее самого титулованного ученого, к сожалению, не в состоянии постичь того, что происходит в голове этого малыша, не похожего своим внутренним миром на своих сверстников. Иногда я сравниваю сына с микрочастицами, которые мы изучаем, пытаемся постичь их свойства через обычные и классические фундаментальные науки. Чем больше мы узнаем этот микромир, тем больше склоняемся к мысли, что никогда не сможем его осознать посредством того, чем руководствуемся сейчас. Так и с моим сыном. Мы все пытаемся следовать шаблонным действиям, которые заложены в нас с раннего детства. Например, если ребенок плачет, мы легко можем выявить причину этого плача и устранить ее. В случае с Матиасом все наоборот. Он будто в другом измерении, где наши законы не работают. И все же он здесь, с нами, и я этим периодически успокаиваю себя. Успокаиваю мыслью, что все происходящее кому-то необходимо…
Клаусу тяжело было обнажать свою душу. По его удрученному лицу легко было догадаться, что ему хотелось как можно скорее закончить мучительный разговор. Глядя в понимающие глаза притихшей Элиан, профессор подумал: «Наверное, эта девушка – единственный человек в его жизни, с которым он смог поделился тем, что терзало и изматывало его столько лет».
– Мистер Нименд, из ваших слов, я сделала вывод, что у Матиаса аутизм?
– Да, верно. Это единственное, что врачи могли выяснить после обследования моего мальчика. Причем результат наблюдений так и остался под вопросом. Среди выявленных особенностей малыша были и такие, которые попросту не подходили ни под один диагноз.
– Профессор, – тихо сказала Элиан, – у меня есть опыт работы с такими