Человечек бродит между
Покосившихся домов,
Тратит ветхую одежду
О шершавый их покров.
Он заглядывает в окна
И царапается в дверь,
Деревянные волокна
Раздирая, словно зверь.
Человечек жаждет пищи
Для пытливого ума,
Не для тела хлеба ищет,
Голодает голова.
Слишком долго на отшибе
Оставался нелюдим,
Поклоняясь красной рыбе
Нерестящейся в груди.
Лишь одно её потомство
Составляло жизни суть,
Заслоня собою солнце,
Не давало улизнуть.
Юный возраст закатился,
Поутих сердечный стук,
Человечек усомнился
В правоте своих потуг
И прожил остаток жизни,
Не найдя себе причал,
Подвергаясь укоризне
Доморощенных мещан.
Единомышленник
Приметил фото на обложке книги,
Чьё содержание моей натуре близко.
Как позже показала переписка,
Писатель родом, как и я, из Риги.
И всё-то в наших взглядах совпадало.
Поддержку ощутить всегда приятно,
Особенно, когда тебя винят, но
Для оправданья аргументов мало.
Теперь мои разрозненные мысли
Собрались в полноценную идею,
Я снова ситуацией владею,
А злые языки бельём повисли.
***
Из своего укромного посёлка
Добрался скорым поездом до Риги,
А на перроне автор славной книги
Меня встречает весело и колко.
И тут же выставляет полным лохом,
Шутя, тревожит самое живое.
Набухла, словно тесто дрожжевое,
Обида, нанесённая с подвохом.
Кумир растаял, вмиг развеян ветром,
Ошибкой было тратиться на культы:
Мой огород камнями с катапульты
Окучен был литературным мэтром.
«В глуши,не тореной колёсами судьбы…»
В глуши, не тореной колёсами судьбы,
Пятном белесым меркнущей на картах,
Служивые в начищенных кокардах,
Венчающих наморщенные лбы,
Мечтали у огня, мол, если бы
Их уголок, не тронутый войною,
Вдруг изменив постылому устою,
Подвергся нападению извне,
То каждый, кто с мечом и на коне,
Снискал бы уважение потомков.
Орудия, со временем умолкнув,
Подвигли бы писателя талант
На славящий героев фолиант,
Чей корешок потянет с книжных полок
Не знающий отца пытливый отрок.
Лиственный лес
Широколиственный почтенный лес,
Как многим я тебе по гроб обязан!
Я в детстве все твои стволы излазал,
Дурачился, носился, словно бес,
Пока за мною младший не полез…
Внезапно оборвалась цепь причин,
Преобразив двоих детей в мужчин.
Коль скоро лист – синоним чистоты…
И с чистого листа всегда начало…
Мне прошлое моё не докучало,
Ведь я поставил жирные кресты
На лица, осквернившие листы
Порочной чередой литератур,
И слушал поздней осени ноктюрн.
А будним днём, сохатого тропой,
В коляске, вдоль извилистой речушки,
Под роковое «карканье» кукушки
Его выгуливая, шоркаю листвой,
Осознаю, какой же он пустой:
Пытается вложить в свои уста
Резную грань кленового листа.
Пускай мой подопечный пустоглаз
Улыбкою встречает листопады.
Мне самому довольно той награды,
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу