А ближе к обеду лошадь, весело цокая острыми подковами по ровному, слегка припорошённому снегом льду озера, рысцой бежала вдоль берега. На розвальнях вместе с Олёхой ехала укутанная в тулуп Валерия, к которой в ожидании интересных приключений прижималась Тамарочка.
Вечером были дома. Корову уже подоили соседки, а Люська как раз кормила сестёр ужином. Познакомились, посидели у медленно остывающего самовара без спиртного, стали укладываться спать. Валерию Олёха, как и полагается, уложил с собой на хозяйской кровати.
Утром Валерия всё жаловалась на боль в пояснице и не могла понять, из-за чего эта хворь приключилась.
– Поди, застудилась в дороге, – решил Олёха и обещал вечером как следует пропарить в бане.
Но болела поясница совсем не от простуды, о чём поделилась Валерия со своей взрослой дочкой, потому что через неделю, когда Олёха начал кидать привезённый стог на сеновал, где его охапками принимала и укладывала подальше от окна Тамарочка, как только Валерия ушла в хлев доить корову, девка позвала хозяина наверх помочь притоптать непослушно падающее вниз сено. Едва Олёха поднялся по ступенькам на наветь, Тамарочка бросилась к нему на шею:
– Мне мамуля про тебя такое рассказывала, такое рассказывала, я тоже хочу…
– Тю, сдурела, што ли, девка, – отмахнулся Олёха, ошарашенный таким поворотом дела.
– Мамуля жалуется, что больше уже сил у неё нет, всю ты её измучил. Я тоже хочу попробовать.
– Не рановато ли? – строго спросил Олёха.
– Ты что думаешь, я целка, что ли? Да у меня мужиков было, может, побольше, чем у мамани. Думаешь, они к нам с водкой в гости просто так, что ли, приходили? Меня им надо было. Ну, давай я мамку выручу, а?
Когда хлопнула дверь хлева, Олёха затих, но, как только услышал, что Валерия зашла в дом, продолжил ублажать падчерицу. Собственно, падчерицей её назвать было нельзя ни по каким признакам, потому что и с матерью её, Валерией, никаких отношений ещё не было оформлено.
С этого дня всё и началось. Валерия – в хлев, Олёха с её дочкой на сеновал, а чтобы не вспугнула, дверь в хлев на вертушку закрывать стали. И Валерия несколько дней недоумевала, как это такая тугая, разопрелая от сырости вертушка сама может завернуться. Пока потом докричишься, чтобы выпустили.
Зато Олёха к Валерии заметно охладел и уже не надсажал её до боли в пояснице. Но долго так продолжаться не могло. Однажды Олёха вернулся с озера и застал Валерию и Тамарочку сидящими в разных углах и враждебно настроенных друг к другу. Девчонки испуганно прятались на печке. У Валерии под правым глазом красовался синяк, у Тамарочки всё лицо исцарапано.
– Ну, и из-за чего сыр-бор? – строго спросил Олёха.
– А то ты не знаешь!
– Дак вам меня мало, што ли? Тогда так порешим, или вы с этим миритесь, или я отвезу вас обратно.
Мать с дочерью какое-то время мирились, даже дверь в хлев на вертушку не закрывали,