Отражение в мутной глади подсказывает, что все хуже, чем мне представлялось: на шее следы от рук, содранная кожа свисает лоскутами, губа рассечена так, словно ее разрезали чем-то острым. Приподнимаю футболку – там просто кровавое месиво. Надо промыть рану, чтобы разглядеть, как обстоят дела на самом деле.
Желудок сводит и подкатывает к горлу, меня вот-вот вывернет.
Открываю холодную воду, опускаю голову под струю, осторожно умываю лицо и шею, царапины жгутся, но вскоре ледяная вода начинает приносить облегчение. Я стою так долго, облокотившись о раковину, стараюсь ни о чем не думать, просто чувствовать холодную воду на раскаленной коже. Вдруг кто-то проводит рукой по спине. Выныриваю из-под крана и вижу в зеркале Кошку. Крошечные ручейки стекают с волос по спине и груди под футболку, оставляя мокрые дорожки. Тошнота отступает.
По ее глазам видно многое. Она рассержена, напугана и совершенно ничего не понимает, но при этом не произносит ни слова. Не задает ни единого хренова вопроса, а молча начинает стягивать с меня футболку, догадываясь, что едва ли я смогу справиться с этим самостоятельно. Кошка – не какая-то там кисейная барышня, за несколько лет в Бункере повидала многое, и теперь хладнокровно берет в руки полотенце, мочит его и мягкими движениями вытирает кровь.
– Очень плохо? – спрашиваю я и чувствую, как голова идет кругом, – приходится схватиться за раковину, чтобы не упасть.
– Выглядит паршиво, – говорит Кошка, рассматривая мой изувеченный бок со всех сторон. – Будто из тебя пытались вырвать кусок мяса голыми руками.
Я молчу, и моего молчания достаточно, чтобы она поняла – пытались, и сумела это себе представить. Ее передергивает. Она ныряет под ванну, достает оттуда металлическую коробочку. Сказать по правде, ненавижу те моменты, когда ее открывают. Внутри бинты, зеленка, спирт, пластыри, загнутая игла и хирургическая нить – необходимый минимум для скитальцев между мирами и обитателей Города. Кошка льет вонючую жидкость на сложенный в несколько слоев бинт.
– Будет щипать, – предупреждает она, будто я сам не знаю, что то, что меня ждет нельзя назвать каким-то там безобидным «щипать». – Я аккуратно.
На пороге возникает Сумрак. Судя по всему, Сказку он уже допросил и теперь с особым извращенным пристрастием намеревается приняться за меня.
– Кэт, оставь-ка нас, – говорит он и забирает бинт из ее рук.
Кошка смотрит на меня полным сочувствия взглядом и молча удаляется.
– А я рассчитывал на нежные женские руки, – кисло усмехаюсь я и тут же жалею об этом – рассеченная губа, уже успевшая покрыться кровавой корочкой лопается и снова начинает сочиться.
– Мои руки ничуть не хуже, поверь, – с этими словами Сумрак без всякой осторожности и деликатности прижигает рану. Я хоть и пытаюсь держаться, но все же рычу от боли, мои пальцы сжимают край раковины с такой силой, что она вот-вот расколется. – Знал бы ты, как тебе повезло, что печень находится с другой