У подъемных машин в тесной давке,
В беготне с первых дней от рожденья
Словно делаем первые ставки.
А с вершины, затерянной в тучах,
И вонзившей свой пик в бесконечность,
Примостился на каменных кручах
Одинокий старик, глядя в вечность.
Все внизу так смешно и ничтожно,
Все замедлено маревом зыбким.
Даже время течет осторожно,
Как столетний коньяк из бутылки.
Только сверху, окинув земное,
Бренной жизни хлебнув в полной мере,
Вдруг постигнешь на миг все живое
И заплачешь о правде и вере.
Здравствуй мама
Поздний вечер. Пустота. Звонок,
Надоевшей трелью – долгой, длинной,
Тихий голос: «Как дела, сынок?
Не звонишь, а я волнуюсь, милый.
Как здоровье, все ли хорошо?
Как семья, когда ко мне приедешь?»
«Здравствуй, мама! Жив пока еще.
Замотался. Скоро буду. Веришь?»
На столе скопился ворох книг,
Кипы непрочитанных журналов,
На работе – сверхурочный сдвиг
И напрасной беготни навалом.
Выжат, словно тертый огурец,
И готов для греческой дзадзики[5].
Но когда-же к маме, наконец,
Загляну под радостные вскрики.
Ей не надо от тебя наград,
И обновки мало греют спину.
Твой приезд, подаренный наряд —
Лишь попытка прикоснуться к сыну.
Разлохматить кудри на висках,
Накормить борщом и пирогами,
Посидеть, обнявшись при свечах, —
И всего-то захотелось маме.
Мы стареем с каждым новым днем
И морщины лепят новый образ
Для нее же все равно – дитем
Остаемся, несмотря на возраст.
Поздний вечер. Сумрак. Пустота…
И печаль скрутила поневоле…
Вспомнив материнские глаза,
Я лечу смахнуть ей слезы боли.
Фрак
А черный ворот ветреного фрака,
Оставшийся со мною на века,
Мне говорил: «Какая ж ты собака,
Вернись ко мне скорее навсегда!»
И фалды сюртука так крепко грели,
Хотя с тобой не связаны совсем…
Ох! Как они крутили и вертели
На том балу, где верили нам всем.
Где нас с тобой улыбками встречали,
И где шампанское лилось рекой,
Заочно нас с тобою обвенчали
И чуть не завлекли в большой запой.
Где черный фрак? Где белая сорочка?
Где бабочка и трепетный манжет?
Мне душу прострочила эта строчка,
И где же мой потерянный корнет?
Который год сдаю сюртук в химчистку,
Который год я расправляю фрак,
Мне душу надо сдать бы на очистку —
Люблю его, а он меня никак!
Мудрость
Любимой дочери
Я думал жизнь устроена так криво,
Что выкрутасов этих не понять —
Их можно