– Кому жить?
– Мне. Ну вам, само собой.
Молчит. Осмысливает. А Сашка даже не жалеет, что они дошли до таких откровений. Может быть, если он будет понимать, как ей дорог, будет немножко активнее за жизнь цепляться? Не пластаться вот так при первых признаках астмы?
– Ты на том концерте еще на сцену поднималась, да? С цветами и медведем игрушечным.
– Вы помните? – Теперь у Сашки глаза на лоб лезут.
Она ведь ничего не сказала ему про медведя. Господи, да у него таких концертов каждый год сотни. И чего ему только не несут и не дарят. Она себя за того медведя сто раз прокляла. Дура тоже еще. Что за идиотское желание дарить взрослому мужику мягкие игрушки?
– Сейчас вспомнил. Меня тогда очень твой медведь удивил. Последний раз мне дарили игрушки лет за сорок до этого.
– Глупо вышло, я понимаю. Не знаю, зачем это сделала. Хотелось что-то к цветам особенное. Милое. Вы на меня так посмотрели…
– Как?
– Как на говно.
– Что?!
Он, бедный, аж садится, давно забыв про все свои немочи.
– Еще раз, с этого места подробнее. Саша! Откуда ты знаешь, как я смотрю, прошу прощения, на говно? Где ты это могла видеть?
Сашка начинает ржать.
– Не надо так буквально…
– Надо! Потому что ты поверила, да? Ты себе что-то придумала. Что лично ты мне чем-то не нравишься? Или медведь твой? И вот из этой ерунды, из моих случайных взглядов, из не пойми чего складывалась твоя самооценка? Согласно которой тебя даже изнасиловать в подворотне не могут?
Его как-то ненормально заводит тема. В глазах нехороший блеск, дышит часто. Зря она все это затеяла сегодня. Нашла время для сеанса психоанализа.
– Саш, ты представляешь, о скольких вещах на сцене мне надо думать одновременно? О реакции зала, о голосе, о том, какая песня идет следующей, о подводках, в которых нужно не запутаться. Что же удивительного, что у меня взгляд стеклянный?
Сашка грустно улыбается. Потому что знает она все его взгляды. Лучше, чем он сам. Сам себя он в зеркале меньше видит, чем она его со стороны. И точно знает, что тогда, будучи просто поклонницей, девочкой с цветами и собачьими глазами, вызывала у него раздражение. Потому что он стоял на сцене, востребованный красивый артист. А она вышла из зала, маленькая и некрасивая, чего-то от него хотящая. А у него таких, хотящих, уже лет сорок очередь не переводилась. И было из кого выбирать. Это сейчас всё иначе. Хриплое «Саша» по ночам и полный благодарности взгляд, когда в очередной раз удалось унять астму. Сашка его очень любит. Все на свете за него отдаст. Но она давно не питает иллюзий ни на чей счет. Даже на его.
– Вы не устали, Всеволод Алексеевич? Может быть, хотите подремать? Мне надо пойти обедом заняться.
Ничего ей не надо. В холодильнике полная кастрюля супа и котлеты она еще вчера нажарила. Или наварила? Если паровые, то как правильно? Теоретически,