Помимо этого, в то время существовала на флоте и еще одна особенность. Дело в том, что из всей матросской массы фактически участвовало в боевых действиях не более 15–20 % личного состава. Остальные же выполняли тыловые функции, учились в учебных отрядах, служили на кораблях и судах, редко покидавших свои базы. Таким образом, вероятность гибели среди матросов была намного ниже, чем у их собратьев в действующей армии. Учитывая, что война не только шла к своему логическому завершению, но и к завершению победному, им оставалось лишь дождаться ее окончания, чтобы спокойно демобилизоваться и вернуться домой. Если что и волновало матросские массы, так это то, что, вернувшись в родные избы и хаты, в отличие от солдат, большинству из них нечего будет рассказать о своем героическом участии в войне. Наверное, все именно так бы и случилось, если бы не великие социальные потрясения начала 1917 года. При этом определенная усталость от войны и от неизбежного «закручивания гаек», ввиду военного времени, глухое недовольство социальной несправедливостью на флоте, безусловно, присутствовали.
Главный командир Кронштадта адмирал Р.Н. Вирен в сентябре 1916 года дал достаточно точную оценку этой психологической усталости матросов, сделанную им в частном письме: «Вчера я посетил крейсер «Диана». На приветствие команда отвечала по казенному, с плохо скрытой враждебностью. Я всматривался в лица матросов, говорил с некоторыми по-отечески; или это бред уставших нервов старого морского волка, или я присутствовал на вражеском крейсере, такое впечатление оставил у меня этот кошмарный смотр».
Примерно также ощущалась обстановка на Черноморском флоте. Офицер-подводник Н.А. Монастырёв впоследствии писал: «Какой-то взрыв ожидался и сверху, и снизу, предвещая для страны ужасные последствия. С самыми мрачными предчувствиями мы вступили в 1917 год».
Увы, ни адмирал Вирен, ни лейтенант Монастырев, ни другие офицеры российского флота даже не пытались понять, что же происходит с матросской массой, и, как следствие этого (считая себя вне политики), абсолютно ничего не делали для предотвращения этого ожидаемого «взрыва».
Роберт Николаевич Вирен
Февральская революция, вошедшая в историю как «буржуазная» и «великая бескровная», стала для России ее армии и флота полнейшей неожиданностью. Историкам хорошо известно публичное «пророчество» В.И. Ленина в январе 1917 года в Швейцарии о том, что он не рассчитывает дожить до революции, которую быть может, когда-нибудь