Но тут вдруг из дверей трактира вышел Алеша с хозяйским саквояжем в руках и, мигом поняв, что происходит, подскочил к кучеру.
– Ах ты, сукин сын, сволочная рожа! – крикнул он, ставя саквояж на землю и упирая руки в пояс новой рубахи. – Ты что тут ваньку ломаешь? Али на дураков напал? Кто ж те поверит, что новые подковы подбивать надо, да еще что не в кузне, а этак, на дворе? Деньги тянешь, гад ползучий?! А ну, залазь на козлы да вожжи бери, а не то так и с Богом катись со двора. Я ж знаю, где карету найти, найду еще и за дешевле!
– Тихо, тихо ты, разорался! – Кучер сердито подтянул кушак и нехотя стал разбирать вожжи. – Коли не боишься, что подковы соскочут в дороге, так и ладно, поехали. Садитесь себе, господа хорошие. Больно мужик у вас горласт…
– Скажи на милость! – воскликнул Монферран, когда они уселись и карета тронулась. – А от мальчика-то еще и какая польза!
– А я что тебе говорила! – Элиза с торжеством посмотрела на него и осторожно подмигнула сидевшему напротив них Алексею. – В России надо иметь русского слугу. Вот увидишь, с ним мы уже послезавтра будем в Петербурге.
Ее слова сбылись. Утром двенадцатого июня, миновав городские заставы, путешественники по размытой очередным дождем дороге въехали в столицу Российской империи.
III
Филипп Филиппович Вигель, хотя и был от природы язвителен и даже ехиден и случая пустить острое словцо в адрес ближнего своего не упускал, однако же не чуждался и благих порывов и порою рад был помочь ближнему, если это особых хлопот не доставляло, и считал поэтому, что все этой его слабостью пользуются.
По молодости лет, а было ему ровно тридцать, он порою принимал еще ловкое притворство за искренние изъявления чувств, поэтому любил, когда его благодарили лица, получившие от него ту или иную услугу, причем, в отличие от людей более солидных, ценил и одни лишь словесные излияния. Как всякий человек, обладающий незаурядной сообразительностью и более чем заурядными способностями, он хворал воспалением тщеславия, но в этой болезни не признавался никому, и себе самому в первую очередь, объясняя свое раздражение против людей одаренных и ярких внешним сходством их жизни и поведения с жизнью и поведением всех простых смертных. «Дескать, что же ты за гений, коли бранишь кухарку из-за простылых щей!» И тому подобное в том же роде.
Карьеру свою Филипп Филиппович делал осторожно и умно и верил, что сумеет многого добиться. И начало его уже радовало: в тридцать лет он стал начальником канцелярии такого солидного заведения, как только что созданный Комитет по делам строений и гидравлических работ, что и давало ему возможность порою оказывать маленьким людям великодушное покровительство и с удовольствием принимать их благодарность.
Но